— Да-да, пожалуй, мне все-таки надо вздремнуть.
Леди Маккон устала и была не в духе. Она решила, что при подобных обстоятельствах вправе повести себя несколько неприятно.
— Моя сестра — активная участница Национального союза борьбы за избирательные права женщин, — сладким тоном объяснила она майору Чаннингу.
Тот явно оторопел от такого сообщения. Несомненно, за долгие годы гамма ни разу не встречал барышень того типа, к которому принадлежала Фелисити — а что это за тип, становилось ясно с первых же секунд знакомства, — хоть каким-то боком вовлеченных в политику.
— Неужели, мисс Лунтвилл? Вы должны побольше рассказать мне об этом вашем маленьком клубе. С трудом верится, что леди вашей элегантности нуждается в подобной безделице. Лучше вам выйти за какого-нибудь приятного господина, и он сможет взять на себя всю эту суетную возню вроде голосования.
Алексия совершенно неожиданно ощутила, что и сама не прочь присоединиться к борьбе за избирательные права. Это же уму непостижимо, что такой человек, как майор Чаннинг, считает, будто имеет хоть малейшее представление о том, чего может хотеть женщина! Невероятная заносчивость.
Ресницы Фелисити задрожали будто под особенно свирепым порывом ветра.
— Никто пока не сделал мне предложения.
Леди Маккон обуздала свое неудовольствие.
— Фелисити, в постель, и немедленно. Мне нет никакого дела до твоих высоких чувств, но я нуждаюсь в отдыхе. Чаннинг, помогите мне подняться по лестнице, заодно мы сможем поговорить.
Фелисити неохотно подчинилась распоряжению сестры. Майор Чаннинг еще более неохотно взял Алексию под руку.
— Миледи, я хотел…
— Нет, майор, дождемся, пока она будет достаточно далеко, — предостерегла леди Маккон.
Они в молчании медленно поднялись на следующий этаж. Наконец Алексия сочла расстояние безопасным, но все равно заговорила очень тихо:
— Итак?
— Я хотел сказать кое-что относительно той истории с нашим бетой. Вы ведь понимаете, что Рэндольф отличается от остальных оборотней? Ваш отец был любовью всей его жизни, а мы, бессмертные, такими словами не разбрасываемся. Нет, он любил и до Сэнди — и в основном, доложу я вам, женщин, — кажется, Чаннинг был из числа немногих сверхъестественных, которые придавали большое значение подобным вещам. — Но Сэнди стал у него последним. Я волнуюсь. С тех пор прошло четверть века.
Леди Маккон нахмурилась.
— Сейчас у меня есть более насущные заботы, майор, но я уделю этому вопросу должное внимание, как только смогу.
Чаннинг запаниковал.
— Нет-нет, миледи, я вовсе не прошу вас заняться сводничеством. Я лишь молю о снисхождении. Доверить свои страхи лорду Маккону я не могу, но ведь вы тоже альфа.
Алексия ущипнула себя за переносицу.
— Мы можем обсудить все это завтра? Я действительно вымоталась до предела.
— Нет, миледи. Разве вы забыли? Завтра же полнолуние.
— Проклятье, так оно и есть. Все одно к одному. Тогда попозже. Обещаю не предпринимать в отношении нашего славного профессора никаких поспешных действий, не просчитав возможных последствий.
Чаннинг явно знал, когда следует отступить с поля боя.
— Большое спасибо, миледи. И насчет вашей сестры… она просто прелесть, правда же? А вы ее от меня прятали.
На леди Маккон это не возымело никакого действия.
— По правде говоря, Чаннинг, она практически, — тут ей пришлось сделать паузу, чтобы кое-что прикинуть в голове, — в двадцать раз моложе вас. А может, и больше. Разве вам не хочется впустить в свою жизнь кого-то более зрелого?
— Боже милостивый, нет!
— Ладно, а как насчет человеческой порядочности?
— Ваши слова прозвучали как-то оскорбительно.
Алексия фыркнула, до того это показалось ей забавным.
Чаннинг, дьявольский красавчик, поднял светлые брови.
— Но ведь именно поэтому меня так радует бессмертие. Пусть проходят десятилетия, зато дамы… ну среди них всегда будут встречаться молодые и красивые, не правда ли?
— Чаннинг, кто-то должен вас запереть.
— Леди Маккон, разве вы забыли, что это понадобится только завтра вечером?
Алексия не стала предупреждать, чтобы он держался подальше от ее сестры, — мужчину вроде Чаннинга это только подзадорило бы. Лучше всего притвориться, что ей ни до чего нет дела. Пусть Фелисити разбирается сама, а леди Маккон совершенно обессилела.
Обессилела настолько, что даже не проснулась, когда через некоторое время в их общую постель прокрался ее муж. Ее большой сильный муж, который провел ночь, касаясь парнишки, боявшегося перекидываться. Который помогал этому парнишке проходить через боль, давно забытую самим Коналлом. Который заставил Биффи понять: нужно оставить в прошлом свою любовь или лишиться всего, что у него еще оставалось. Ее большой, сильный муж, который теперь свернулся калачиком за спиной Алексии и плакал, но не из-за страданий Биффи, а из-за того, что он сам, Коналл Маккон, был причиной этих страданий.
На следующее утро Алексия проснулась рано и с незнакомым ощущением умиротворенности. Поскольку что-либо подобное с ней происходило редко, она испытала легкое беспокойство — как и в предыдущих случаях — и перешла в состояние бодрствования резко и окончательно. С минуту поразмышляв над странностями собственного организма, позволившего ей из-за невероятной усталости почти не пробуждаться, Алексия сосредоточилась на внешнем мире. Оказывается, муж все это время спал, прижимаясь к ней, и, похоже, она расслабилась, наслаждалась утешительным присутствием крупного, надежного Коналла. Даже в городе от мужа пахло бескрайними просторами. Лицо его погрубело из-за выросшей за время сна щетины, но раз они теперь живут у лорда Акелдамы, проблема решится мгновенно — среди слуг древнего вампира имеется превосходный цирюльник.
Алексия отпихнула в сторону постельные принадлежности, чтобы хорошенько рассмотреть принадлежащие ей богатства. Она водила руками по могучим плечам и груди мужа, задерживая кончики пальцев в выемке у основания шеи, ласкала его так, будто он в волчьем обличье. Подобную роскошь она позволяла себе редко; обычно ее прикосновение запредельной снова превращало его в человека прежде, чем ей удавалось заполучить хоть одну стоящую царапину. Впрочем, порой (и никто не мог объяснить, почему такое происходит) она могла, надев перчатки, гладить густую пятнистую шерсть альфы и даже дергать его за бархатистые уши, не вызывая превращения. Она думала об этом, как еще об одной тайне своей природы. Такое как-то случилось с ними в Шотландии и потом еще несколько раз зимой.
Впрочем, похоже было, что сейчас ее способности запредельной возросли. Муж становился человеком просто от того, что находился с ней рядом. «Интересно, не связано ли это с моей беременностью, — думала Алексия. — Надо бы поэкспериментировать и посмотреть, удастся ли как-то блокировать это свойство». До замужества она никогда не проводила много времени в обществе сверхъестественных, за исключением лорда Акелдамы, и потому ей сложно было определить границы собственных возможности.
Но пока что Алексия продолжала поглаживать то, что ей подворачивалось. Ее руки скользнули по груди мужа, слегка дернув за растущие там волосы, потом спустились по его бокам. Ответом на такие действия стало раскатистое похрапывание и возглас:
— Щекотно же!
Однако Коналл не сделал ни единого движения, чтобы предотвратить дальнейшие поползновения жены. Напротив, протянул руку и принялся поглаживать выступающий животик.
В ответ дитя-неудобство пнуло его, и граф вздрогнул.
— А он активный щеночек, правда?
— Она, — поправила его супруга. — Можно подумать, мой ребенок осмелится быть мальчиком!
Это был их давний спор.
— Это мальчик, — возразил Коналл. — Ребенок, который с самого начала создает такие сложности, волей-неволей обязан быть мальчиком.
Алексия фыркнула.
— Думаешь, моя дочь может оказаться тихой и послушной?
Коналл ухмыльнулся, поймал руку Алексии и поднес для поцелуя к мягким губам, кольнув щетиной.
— Хороший аргумент, женушка. Очень хороший.
Алексия прижалась к нему.