Из головы октомата донесся голос — низкий начальственный голос с шотландским акцентом:
— Это моя жена? Превосходно. Она-то и нужна, чтобы снова поставить щенка на ноги.
Голова Женевьевы ухнула и исчезла, словно ее обладательницу против воли втащили назад, и вместо нее возникла голова лорда Маккона.
Граф выглядел полностью здоровым, ну разве что немного сонным: в день после полнолуния оборотни, как правило, дрыхнут без просыпу. Коналл и Лайалл бодрствовали и действовали, хоть и несколько неуклюже, и это говорило об их недюжинной стойкости. Со слов лорда Маккона, не спать в такой день — все равно что спьяну играть в блошки с пингвином: ощущения самые дурацкие и все будто снится. Волосы альфы были взъерошены, а коньячные глаза смотрели мягко и масляно, этаким осоловевшим от схватки и победы взглядом. Окинув взглядом жену, он сказал:
— А-а, любимая, лезь к нам, хорошо? Без твоего прикосновения Биффи в безопасное место не доставить. Замечательно, что ты явилась. И транспорт выбрала такой интересный.
В это мгновение его супруга запрокинула голову и закричала.
Лицо лорда Коналла Маккона тут же изменилось, теперь оно выражало абсолютную панику и совершеннейшую ярость. Он выскочил из октомата, бросился к жене, небрежным мановением кисти отшвырнул с дороги бедного Бутса и схватил леди Маккон на руки.
— Что с тобой? Ты чего… не может быть! Не время сейчас!
— Правда? — пропыхтела его жена. — Ну скажи это деточке. Ты хоть понимаешь, что сам во всем виноват?
— Я? Да как вообще?
Его прервал другой крик боли, донесшийся из головы октомата. Мадам Лефу снова высунулась наружу.
— Молодому Биффи не помешало бы ваше присутствие, милорд.
Граф раздраженно рыкнул и полез обратно. Вначале он, правда, пропихнул в дверь Алексию, а потом последовал за ней сам.
Они оказались в очень тесном пространстве. Мадам Лефу спроектировала кабину управления из расчета на двух человек — себя саму и Джанела. Один-единственный лорд Маккон занимал примерно столько же места, плюс беременная Алексия и распростертый на полу Биффи.
Глаза леди Маккон не сразу приспособились к царившему тут полумраку, но она довольно быстро разглядела, что у бывшего трутня довольно скверный ожог на ноге. Кожа на ней выглядела кошмарно, почернела и покрылась волдырями.
— Я что, должна его коснуться? Он может никогда не исцелиться.
Лорд Маккон захлопнул дверь, отсекая губительное солнце.
— Проклятье, женщина, чего тебя понесло сюда в таком состоянии?
— Как Джанел? — тут же требовательно спросила мадам Лефу. — Он не ранен?
— С ним все в порядке, — Алексия не стала упоминать, что в данный момент он заперт в подземелье с вампирской королевой.
— Алексия, — мадам Лефу молитвенно сложила руки и широко раскрыла молящие зеленые глаза, — вы понимаете, что у меня не было выбора? Понимаете, что я должна его вернуть? Он все, что у меня есть. А она его украла.
— И вы не пришли ко мне за помощью? Право, Женевьева, вы, наверное, считаете меня никудышной подругой.
— На ее стороне закон.
Алексия схватилась за живот и застонала. Ее обуяло совершенно ошеломляющее ощущение — насущная необходимость начать тужиться.
— И что?
— А вы маджах.
— И поэтому, возможно, нашла бы решение.
— Я ненавижу ее больше всего на свете. Сперва она похитила у меня Анжелику и вот теперь Джанела! Какое право она имела…
— И вашим решением стал дурацкий громадный осьминог? Неужели, Женевьева, вам не пришло в голову, что это несколько чересчур?
— На моей стороне Орден медного осьминога.
— Ох, да что вы говорите! Теперь это становится интересным. В него входят и бывшие члены клуба «Гипокрас»? — Алексия мгновенно отвлеклась от родовой деятельности. — Кстати, да, муженек, я собиралась рассказать тебе об этом. Похоже, на повестке дня у ОМО направленная против сверхъестественных деятельность, — она прервалась на очередной крик. — Должна сказать, это необычайно больно.
Лорд Маккон обратил на изобретательницу взгляд пожелтевших от злобы глаз.
— Довольно. Ей сейчас и без вас есть чем заняться.
Женевьева повнимательнее присмотрелась к Алексии.
— Да, похоже, так оно и есть. Милорд, вам уже доводилось принимать роды?
Граф побледнел настолько, насколько вообще возможно, то есть стал куда белее обычного, при том что в данный момент он держал жену за руку.
— Как-то у меня окотилась кошка, и я принял весь помет.
Француженка кивнула.
— Это не совсем то же самое. Как насчет профессора Лайалла?
Взгляд лорда Маккона стал бешеным.
— Думаю, он в основном по овцам.
Алексия подняла глаза между схватками.
— А вы присутствовали при рождении Джанела?
Француженка кивнула снова:
— Да, но там была и акушерка. Думаю, общие принципы я помню и, конечно, много об этом читала.
Алексия слегка расслабилась. Книги всегда помогали ей почувствовать себя лучше. Тут на нее накатила очередная волна, и она вскрикнула.
Лорд Маккон грозно посмотрел на мадам Лефу.
— Сделайте что-нибудь, чтобы это прекратилось!
Обе женщины не обратили на его реплику никакого внимания.
В дверь вежливо постучали, и мадам Лефу открыла.
Перед входом стоял Флут — спина прямая, на лице нарочитое безразличие.
— Чистая ткань, перевязочные материалы, вода и чай, мадам, — и он протянул изобретательнице все эти необходимые вещи.
— Ах, Флут, спасибо вам, — Женевьева с благодарностью приняла их и после мгновенного размышления пристроила поверх обморочного Биффи, раз уж другого свободного места все равно не было. — Вы что-нибудь посоветуете?
— Мадам, порой даже я ничего не могу предложить.
— Все ясно, Флут, благодарю. Продолжайте доставлять чай.
— Конечно, мадам.
Вот так и вышло, что спустя примерно шесть часов дочь леди Маккон родилась в кабине октомата. При этом присутствовали ее муж, пребывавший без сознания оборотень-денди и французская изобретательница.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ,
ИЗ КОТОРОЙ МЫ ВСЕ УЗНАЕМ КОЕ-ЧТО О БЛАГОРАЗУМИИ
Позднее леди Маккон вспоминала этот день как худший в своей жизни. У нее не было ни души, ни романтичности, чтобы рассматривать деторождение как волшебство или духоподъемное событие. На ее взгляд, оно состояло в основном из боли, унижения и хаоса. В самом процессе не обнаружилось ничего интересного или привлекательного. И она твердо заявила мужу, что абсолютно не намерена проходить через такое снова.
Мадам Лефу выступила в роли акушерки. На свой научный лад она неожиданно умело справилась с таким делом. Когда дитя наконец появилось, она показала его Алексии с таким гордым видом, словно сама проделала самую тяжелую часть работы.
— Мать честная, — сказала измученная леди Маккон, — у младенцев всегда такой мерзкий вид?
Мадам Лефу поджала губы и повернула к себе новорожденную, будто раньше разглядела ее недостаточно внимательно.
— Уверяю вас, ее внешность со временем улучшится.
Алексия протянула руки — платье все равно уже погибло — и приняла в свои объятия розовенькое извивающееся существо. Потом подняла глаза на мужа и улыбнулась.
— Говорила же, что будет девочка.
— Чего она не плачет? — посетовал лорд Маккон. — Разве она не должна плакать? Разве не все мальцы плачут?
— Может, немая, — предположила Алексия. — С такими родителями, как мы, это было бы не так плохо.
Лорда Маккона явно в должной мере ужаснуло подобное предположение. Алексия улыбнулась еще шире, придя к замечательному выводу:
— Смотри-ка, я ее не отторгаю. У меня к ней никакого отвращения. Похоже, она человек, а не запредельная. До чего чудесно!
В дверь октомата постучали.
— Да? — пропел лорд Маккон. Он решил перестать беспокоиться насчет новорожденной и сидел теперь перед ней на корточках, воркуя и корча дурацкие гримасы.