В порыве простодушной благодарности, не дожидаясь пока императрица сама протянет ее, Анжела схватила и поцеловала руку императрицы.
Екатерина Вторая легонько погладила ее по волосам и подала графине, которая в манерном расстройстве из-за крестьянского поведения своей подопечной едва не упала в обморок, знак не обращать внимания девушки на ее промах.
Приблизительно в тот же час господин Урусов представил своего сына самому могущественному мужчине в России, фавориту Екатерины, Потемкину.
Несмотря на то, что он когда-то служил с подпоручиком Потемкиным в чине капитана, сейчас он довольно смущенно и с известным трепетом стоял перед генерал-адъютантом Потемкиным, однако тот, как правило, грубый и бесцеремонный с лицами высокопоставленными и знатными, вел себя всегда доброжелательно и даже приветливо, когда к нему обращались нетребовательно или, как это происходило здесь, совершенно онемев от благоговения. Молодой Урусов пришелся по душе генералу, и этим все было положительно разрешено, через несколько дней он получил офицерский патент и в звании прапорщика поступил в Симбирский полк, тогда как Анжела начала свою службу вблизи монархини. Два осчастливленных отца возвратились в свои поместья, где долгое время оставались предметом восхищения и любопытства соседей, которые ни царицу ни разу не видели, ни с Потемкиным никогда не служили.
Максим быстро освоился со службой и подружился с однополчанами. Один из них, как и он, родившийся в Тульской губернии, особенно сердечно отнесся к нему. Звали его Аркадий Вушичинков, и не носи он мундира Ее величества, его скорее можно было бы принять, пожалуй, за зажиточного и отъевшегося купца либо трактирщика, нежели за героя или хотя бы простого солдата. Несмотря на весьма юные годы, ибо на подбородке у него едва пробивался первый пушок, он был обхватом в двух обычных людей, и этот контраст колоссального тела и по-детски румяного лица с алыми и толстыми как у негра губами придавал всему его облику нечто неотразимо комичное, так что он пользовался сомнительным преимуществом быть одновременно любимцем и мишенью для насмешек всего Симбирского полка, утешения за страдания, довольно часто причиняемые ему злыми шутками товарищей, он до сих пор искал в употреблении разнообразных спиртных напитков, теперь же он с перехлестывающей через край любовью привязался к добродушному и простому Максиму, единственному человеку, который никогда не присоединялся к остальным, оттачивавшим свое плоское остроумие на его жирном брюхе и красном носу. Вскоре оба стали неразлучны, тем более когда выяснилось, что они стояли у полкового знамени в одной роте, и даже в одной и той же шеренге.
Вскоре после того, как Максим надел солдатский камзол, перед царицей должен был состояться парад всех дислоцированных в Москве войск.
За день до него все, кто носил гамаши, усиленно занимались чисткой и приведением в надлежащий вид мундиров, конской сбруи и оружия. После непродолжительного сна уже ночью началась стрижка и завивание кос, при этом один солдат помогал другому и под конец все, дабы не разрушить предписанные уставом сооружения на голове, задремали сидя, пока на рассвете барабанный бой не возвестил побудку.
В то время как полки с развевающимися знаменами выдвигались на парадный плац, императрица еще занималась своим туалетом, ибо великой женщине было недостаточно править, она также хотела нравиться окружающим.
В тот момент, когда Анжела красивыми складками старательно укладывала шлейф монархини, Екатерина Вторая вдруг обернулась к ней и сказала:
— Ты ведь еще ни разу не видела парада, я предлагаю тебе поехать со мной.
Анжела зарделась от радости, поскольку со дня своего пребывания при дворе еще не видела возлюбленного. Она быстро привела себя в порядок и затем с царицей, княгиней Дашковой и графиней Лобановой уселась в императорскую карету, которая быстро доставила их на место.
Прибыв к войскам, Екатерина пересела на лошадь и в сопровождении блестящей свиты генералов и офицеров верхом двинулась вдоль фронта выстроившихся полков, тогда как ее дамы наблюдали за зрелищем из окна кареты. Симбирский полк располагался на левом фланге, и у Анжелы, с неописуемым волнением разглядывавшей солдат, вдруг вырвался невольный возглас.
— Что с вами, фрейлина Репнина? — строгим тоном спросила графиня.
— Я… я испугалась… — запинаясь, пробормотала бедная девушка.
— Испугалась, чего?
— Я подумала, что будут стрелять.
Дамы рассмеялись, а между тем Анжела опасалась вовсе не выстрела — она обнаружила Максима, который, точно прекрасный бог, стоял там в своем мундире, таким красивым она его еще никогда не видела; он держал знамя и мужественно смотрел прямо перед собой, не замечая ее. Вот грянула музыка, ударили дробь барабаны, Екатерина Вторая, милостиво благодаря, шагом поехала вдоль строя, Максим, когда она поравнялась с ним, склонил знамя, в то же мгновение лошадь царицы, казалось, настороженно замедлила ход, или государыня сама попридержала ее, ровно настолько, чтобы на секунду остановиться перед красивым прапорщиком и затем обменяться несколькими словами с генералом, который командовал парадом и следовал рядом с ней с опущенной шпагой.