Понятно, что мы будем сидеть за столом, который стоит перпендикулярно остальным.
Мы с Рэдом подходим к своим местам. За нашим столом уже стоят Вилен, Настоятель и двенадцать «верхушек» ( именно так я про себя прозвала тех мужчин, которые венчали вершины треугольников во время Церемонии).
Брат Рэда громко говорит:
— Аве Прим.
Все собравшиеся, и за нашим столом, и за параллельно расставленными, кричат во всю глотку:
— Аве-Аве-Аве.
Рэд легко прикасается своими губами к моим, и отодвигает СЕБЕ стул, чтобы сесть. Я немного замешкалась, но увидев, что все начинают занимать свои места, последовала его примеру. Меня, естественно, покоробило то, что мне, единственной среди этих мужчин, женщине, никто не помог усесться, но, по здравому рассуждению о том, что здесьэто должно быть в порядке вещей, тут же успокаиваюсь — это не знак пренебрежения ко мне.
Так… и что мы имеем… Овощи, рыба нескольких видов, куски мяса, много овощей и зелени, разнообразная икра, хлеб. Блюда, тарелки и чаши, судя по всему — глиняные. Ложки — не знаю, из чего сделаны, возможно, из серебра. Огромные ножи, больше похожие на тесаки, лежат возле блюд с мясом.
Я сложила руки на коленях, и принялась исподтишка наблюдать за Рэдом, сидящим справа от меня, и за Настоятелем — слева. Мой муж ничего не ел, лишь губил содержимое своей чаши. Мой сосед слева наложил себе в тарелку мясо с овощами и начал с аппетитом (но без раздражающих меня звуков) поедать все это. Причем, помогал он своему рту исключительно руками. Они здесь не знают (или не признают) вилки с ножами? Что ж, даже если и так, то, как говориться, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.
Настоятель быстро управился со своей порцией и развернулся на своем стуле в сторону от стола. К нему тут же подбежал подросток с кувшином, и полил на подставленные ему руки воду. Затем проповедник взял у подростка полотенце и тщательно вытер им руки.
Следующая порция, попавшая к нему в тарелку, была из рыбы. Я посмотрела на нее, сразу почувствовала ком в горле и… немного опешила, потому что в этот момент осознала, что мой организм отторгает даже мысль о том, чтобы попробовать рыбу, не говоря уже о том, чтобы заглотать ее себе в пищевод. Я что, отношусь к какому-то особому виду людей, которые не кушают рыбу? Но я же не вегетарианка — это точно. Все время после Боли я ела мясо с удовольствием, и ни разу не скривилась. Так откуда же такое отвращение именно к рыбе?
В этот момент я услышала тихое «Бэмби» Вилена. Установив источник звука, разворачиваюсь к Рэду и смотрю ему за спину.
Вилену, сидящему справа от брата, как раз подали полотенце.
Он спрашивает меня шепотом, почти одними губами:
— Ты чего не кушаешь?
Я слегка пожимаю плечами, и возвращаюсь в исходное положение. Хороший вопрос. Так все-таки, почему запах еды не возбуждает во мне аппетит? Возможными причинами являются, как отсутствие голода из-за стресса, так и отсутствие вилок за столом.
Я не могу не переставать задаваться вопросом отсутствия женщин на церемонии и пире. Но ответ рано или поздно придет, просто не надо торопить события. И еще — что меня ждет в ближайшие часы? Какие вообще у них здесь семьи — моногамные или полигамные? Если второе, то не повезут ли меня сразу после пира в некий гарем? И, самое главное, будь то первым или вторым видом семьи — не предъявит ли Рэд свои супружеские права-притязания на меня? Глупо, конечно, но я почти уверена, что нет. Во-первых, у него было достаточно времени и возможностей взять меня силой ранее, но он же этого не сделал? И второе, не самое рациональное объяснение моей уверенности, состоит в том, что я инстинктивно чувствую себя в полной безопасности рядом с ним. Но, опять же, я могу и ошибаться ( вспомни хотя бы свое предположение о методах лечения в психбольнице). Как бы там ни было, я ему без боя не отдамся… Не знаю, как я строила свои интимные отношения раньше, но осознаю свое отношение к ним достаточно отчетливо. Для меня мало быть привлекательным ( в случае Рэда — очень, слишком привлекательным) мужчиной, чтобы захотеть заняться с ним любовью. Мне необходима для физической близости близость эмоциональная — такая, чтобы я отдавала себя всю без остатка и без оглядки… Э-воно-как… Какие мы футы-нуты… Да, я такая… Ну и пусть кто-то попробует кинуть в меня за это камнем…
Вижу, как Рэд делает какой-то знак рукой, и через минуту перед нами ставят блюда, наполненные пирогами с какой-то начинкой (судя по цвету наполнителя, это — варенье). Я не притрагиваюсь и к этому. Хотя, признаюсь, воздержание стоило мне некоторых усилий, что означает мое неравнодушное отношение к сладкому. Хм, Бэмби, да ты — сладкоежка.
Проходит еще минут десять, и мой муж тихо спрашивает, готова ли я покинуть пир. Сразу после моего кивка, он встает, следом поднимаются на ноги все присутствующие. И, выждав крик «Аве Прим», мы выходим из-за стола по направлению к носилкам.
Принесли нас к фасаду большого, но обыкновенного (без изысков и определенного стиля) трехэтажного дома. Створки дверей распахнуты настежь. По бокам от них стоят два здоровых молодца в форме (судя по расцветке — военной). Рэд прошагал мимо них, лишь на секунду остановившись в проходе, и даже не оглянулся, иду ли я следом. Мы заходим в огромный светлый холл. У противоположной от входа стены — большая деревянная лестница. По ней мы поднимаемся на второй этаж, и поворачиваем направо по коридору. Коридор заканчивается одной-единственной дверью.
Рэд открывает ее, и останавливается, пропуская меня вперед. Ага, значит наедине мы, все-таки, леди и джентльмен. Лады…
Я захожу в просторную спальню (большая кровать не оставляет сомнений по поводу назначения этой комнаты), подхожу к закрытому серыми шторами «во всю стену» окну, и поворачиваюсь к нему спиной, чтобы хорошенько осмотреться вокруг.
Помимо огромного «под потолок» глухого шкафа и кровати, других предметов мебели здесь нет. Зато есть большой камин.
Пол покрыт длинноворсным, абсолютно белым ковром.
Я слегка нахмурилось, обратив внимание на черно-красное постельное белье (фу, какая пошлость).
Рэд уловил это и пробормотал:
— Завтра тебе принесут белье других расцветок — выберешь на свой вкус сама.
Не считая входной из коридора двери, я вижу еще две.
Рэд открывает одну из них, и я определяю, что за ней находится ванная комната.
Пока мой новоиспеченный супруг находится там, я не двигаюсь с места.
Рассматривая обшитый деревянными панелями потолок, находящийся метрах в четырех (не меньше) от пола, улыбаюсь, некстати пришедшей мне в голову, мысли о том, как сложно менять на такой высоте лампочки в шикарной кованой, со стеклянными висюльками, люстре.
Губы возвращаются в холодную полоску, как только Рэд выходит из ванной и начинает медленно приближаться ко мне. С каждым его шагом, моя поза становится все более застывшей, а пульс — все более ускоряющимся.
Рэд подходит почти вплотную и слегка качает головой:
— Бэмби, у тебя губы от страха посинели — перестань, пожалуйста, так напрягаться. Ты уже ясно дала мне понять, что спать мы вместе не будем. Ты же не думаешь, что я сделаю тебе что-то против твоей воли?
Я отрицательно машу головой, и он мягко поглаживает своим пальцем мои губы:
— Постарайся, пожалуйста, больше не доводить свои губы до посинения, — убирает руку от моего лица, и ухмыляется какой-то своей мысли, — потому что в нормальном состоянии у них изумительный розовый цвет.
Рэд слегка разворачивается, чтобы указать на другую (не ванной) дверь, и поясняет:
— Там — еще одна комната, в ней я буду спать. Если тебе будет что-нибудь нужно, зови меня сразу, — поймал мой взгляд, прежде чем продолжить, — Все необходимое из одежды ты найдешь в шкафу.
Потом наклоняется, чтобы поцеловать меня в щеку, и сообщает:
— Я приготовил тебе ванну.
После этих слов Рэд отходит от меня к двери, ведущей к нему в комнату, но возле нее оборачивается:
— Прости, совсем забыл. Ты же ничего не ела… Может распорядиться насчет ужина?