— Прости, я увлеклась — вечно забываю, что у нас здесь одна ванная.
Не ванная, а целый комплекс сантехнического оборудования с душем, мини-бассейном, унитазом и огромным, монструозного вида, умывальником.
Выключаю воду и поспешно поднимаю ногу, чтобы вылезти из душевого поддона:
— Все-все, я уже закончила — душ свободен.
Рэд, наконец, открывает свой рот:
— Бэмби, я хотел присоединиться.
— А-а-а… как мило…
Это я сказала? Ой… кто-нибудь, дайте мне машину времени — я хочу забрать свое как мило назад (это я мысленно простонала).
Рэд ухмыляется (хорошо еще, что не насмешливо), и легко подхватывает меня за талию, чтобы поставить перед собой:
— Но, я, кажется, опоздал.
— А-га.
Нет, ну я закончу, наконец, со своими идиотскими репликами?
Рэд обнимает и целует меня. Чем глубже поцелуй, тем сильнее он прижимает меня к себе. Ему явно мешает моя рука, поддерживающая края полотенца. Он пытается снять с меня мою руку, но я не даю ему такой возможности.
— Любимая, почему? — спрашивает, и начинает исследовать губами местечко возле мочки уха.
А-х-х как хорошо… так хорошо, что у меня в прямом смысле подгибаются коленки:
— Здесь много света.
Рэд спрашивает:
— И что? — Возвращается к тому же местечку.
Мне не удается сдержать тихие постанывания, но, сквозь них, мне удается промямлить:
— Ты… не… получишь… эстетическое наслаждение… поверь…
Он слегка зарычал и спросил:
— Бэмби, твоя кровать… она — больше и ближе, да?
С каких это пор мой муж задает вопросы, подразумевающие очевидные ответы?
— Да.
…Как оказалось, вся соль вопроса была в его многозначительном «да».
Я понимаю это, когда, после моего однозначного «да», он медленно берет меня на руки, медленно несет к кровати, медленно укладывает на нее (напоминаю ему: «Рэд, свет») и медленно, прежде чем выключить его, раздевается передо мной (бесстыдник, но, должна признаться, красивый безупречный бесстыдник)…
На этом все медленно закончились. Потом все было быстро, захватывающе и несдержанно…
В то время, как все мои усилия направлены на то, чтобы восстановить свое дыхание, Рэд, не прерываясь, целует мою шею, щекочет ее языком, покусывает мне мочки ушей. Потом, отрывается и очень нежно говорит:
— Бэмби?
Я не уверена, что уже способна составлять из звуков слова, поэтому молчу. Рэд заворочался (обеспокоено?) рядом со мной:
— Любимая, прости, что так набросился на тебя.
Молчу уже по другой причине — когда это ты на меня набросился?
— Я тебя напугал?
Какой вопрос — такой ответ:
— Не больше, чем обычно.
Он прижимает к моим губам свою улыбку… и встает с кровати. Еле сдержалась, чтобы не остановить его словами «я же пошутила». Слышу его шаги, щелканье выключателя, и рефлекторно прикрываюсь одеялом. Мой же бесстыдник стоит во всей красе, ни капли не смущаясь своей наготы (а чего ему смущаться? он же — совершенство… и, как, все-таки, хорошо, что он — мое совершенство). Рэд что, видит восхищение на моем лице? Наверное, да… к чему же еще отнести это осуждающее покачивание головой?
— Бэмби-Бэмби…
Захотелось огрызнуться «я уже почти три месяца как Бэмби», но это желание пропадает по мере приближения Рэда ко мне. Он присаживается рядом, и начинает ласково, едва касаясь моей кожи, пальцами очерчивать мои скулы, лоб, нос, губы… подбородок:
— Я не знаю, кого больше винить в твоем отношении к своей внешности… твою врожденную стыдливость… или себя, не способного толком проявить свои чувства, не способного вслух описать своей любимой женщине ее красоту?
В моей голове такая каша… что он сейчас сказал про красоту любимой женщины?… У него что, есть красивая любимая женщина?…
Бэмби, взяла себя в руки, спрашиваем без слез в голосе, спрашиваем и помним про гордость:
— Она очень красивая?
Рэд широко счастливо улыбается:
— Очень.
Ладно, слезы уже в углах моих глаз, но прогнать их из голоса мне, все-таки, удается:
— И как ее зовут?