— Вил, уже четыре часа.
Моя девочка одновременно открывает глаза и делает глубокий судорожный вдох. Видит меня и шевелит, зажатыми в моей ладони, пальчиками.
Мое горло сжимается и мне не удается ничего сказать. Бэмби смотрит на меня удивленными глазками:
— Рэд, что случилось?
Я слабо машу головой, мол, все в порядке.
— Так почему у тебя такой вид, как будто ты кого-то похоронил?
Рэд, ты мужик, или как? Да возьми ты себя в руки, а то сейчас расплачешься как девчонка. Вилен откашливается и отвечает вместо меня:
— Все хорошо, Бэмби. Просто ты заставила нас сегодня поволноваться.
— Что со мной было? Я помню, как глотаю конфету, помню… Боль… помню э-э ковер… а потом ничего не помню. Рэд, любимый, перестань смотреть на меня так…
Вилен сегодня молодцом:
— А-а… Бэмби, понимаешь…
И мой брат пересказывает моей девочке в двух словах о попытке ее отравлении (попытке? да ее именно отравили!!!)
Бэмби притягивает меня к себе со словами:
— Рэд, прости, прости, любимый.
Я целую ее щечку и, наконец, произношу первые слова:
— За что, моя хорошая?
— За то, что заставила волноваться и… за то, что испачкала ковер… и за то, что наломала наши планы отдохнуть сегодня на море.
Я не знаю, пытается ли она меня таким образом приободрить, или просто входит в режим своей обычной манеры общения:
— Бэмби, ты что издеваешься? Да какой ковер, да какое море?! Да ты понимаешь, что тебя отравили и ты умерла… прости, это я решил, что ты умерла… Да за что ты просишь прощения? Да это я должен стоять на коленях и молить о прощении тебя… за то, что не уберег в собственном доме, за то, что допустил, чтобы подобное вообще могло с тобой произойти.
Она переводит взгляд на Вилена:
— И чем меня отравили?
Слышу как брат придвигается ближе к кровати:
— Цианистым калием.
Бэмби… улыбается:
— Вечно ты Вилен со своими шуточками.
— Такими вещами не шутят.
— Ну да, так я и поверила. А известно ли вам, дорогие мои, что этот яд — смертелен, и что ни один человек не сможет выжить, если в его организм попадет даже его ничтожнейшее количество?
— Известно… Бэмби, как ты себя чувствуешь? — он говорит это, явно давая понять, что не собирается принимать участие в обсуждении вопроса, на который у него нет ответа.
— Хорошо… только пить хочется, но еще больше мне хочется почистить зубы… у меня во рту какой-то металлический привкус.
Делает движение, чтобы встать, но я удерживаю ее:
— Нет, любимая, пожалуйста, полежи еще немного.
У меня дрожит голос от страха, что ей может стать хуже в любой момент. Какая же моя девочка упрямица:
— Рэд, со мной все в порядке. Дай мне встать.
Приняв вертикальное положение, Бэмби поправляет бриджи и делает неуверенный шаг в сторону от кровати:
— Вот видишь, а ты боялся — мои ноги вполне способны удерживать мой вес.
И направляется в ванную своей обычной походкой.
— Нет.
— Да.
— Бэмби, нет.
— Рэд, я требую.
— Об этом и речи быть не может.
— Я имею право.
— Нет у тебя никаких прав, ясно?
Бэмби сжимается в кресле так, как будто я ее ударил. Нет, нет, нет… Что я сказал? Да как мой язык мог сказать такое моей девочке?
Она не кричит, не возмущается, не пререкается. Да лучше бы она делала все это… Лучше бы она выплеснула на меня все свое презрение за эти слова… Лучше бы она ударила меня…
Я протягиваю к ней руку, и моя девочка съеживается, как маленький ежик, клубочком еще сильнее … Вот только иголок в виде ее обычных колкостей не хватает …
Моя рука безвольно опускается, а ноги подгибаются, и вот я уже стою на коленях и прошу:
— Любимая, девочка моя, прости. Я не знаю как оправдать свою глупость. Бэмби, не молчи, пожалуйста, скажи хоть что-нибудь.
Она ничего не отвечает.
— Солнышко, я чуть не потерял тебя сегодня… Я не оправдываю этим свои слова, но лишь прошу проявить понимание.
Никакой реакции.
— Ты же прекрасно знаешь, что я на самом деле не думаю то, что сказал. Конечно, у тебя есть право…
Моя упрямица отличается вспыльчивостью, но эту черту ее характера с лихвой компенсирует быстрая отходчивость:
— Рэд, твои извинения — это всего лишь слова. Если ты действительно думаешь так, как говоришь, то докажи мне это на деле и выполни мое… мою просьбу.
— Что ты со мной делаешь? Да ты не понимаешь, о чем меня просишь! Ты хоть представляешь, чего мне стоит говорить тебе «нет», отказывать тебе в чем-то? Но как же мне втолковать тебе, что я это делаю для твоего же блага?