Губы сжаты в одну полоску — она не отступится…
— Бэмби, да.
— Ты согласен?
— Да.
Она кивает и говорит:
— Спасибо.
Когда я зашел в комнату, Бэмби уже закончила переодеваться. Эти штаны так здорово облегают ее попку и бедра, что мне хочется погладить эти ее прелести сию же секунду.
Как же быстро моя девочка научилась предугадывать мои желания:
— Рэд, держи руки при себе. И еще раз напоминаю мою настоятельную просьбу…
— Бэмби, я помню.
Она попросила меня не вмешиваться ни в коем случае… держать себя в руках… и, желательно, притвориться глухо-немым…
Вилен без стука открывает дверь:
— Вы готовы?
Судя по серьезному выражению его лица, он в таком же «восторге» от идеи Бэмби, как и я…
Мы подходим к тюремной камере, наш провожатый ритмично стучит в дверь.
К нам из камеры выходит допрашивающий Кессу, Первый Исполнитель. Он становится передо мной на одно колено:
— Аве Прим.
— Встань. Она сказала, почему хотела отравить мою жену?
— Нет. Мы уже сделали запрос на Ваше имя о применении к ней пыток.
— Я получил его одновременно с прошением Первого Воина о признании ее невменяемости.
— Он… был здесь и… просил меня свидетельствовать о том, что она не в своем уме.
Судя по интонации, с которой Первый Исп говорит «просил», я понимаю, что на самом деле это было угрозой.
— Что ты ему ответил?
— Правду — что Кесса здраво рассуждает, с готовностью отвечает на вопросы, подробно рассказывает, где и у кого достала яд, как передала его Приме, но что при этом упорно отказывается называть причину своего поступка.
— Ясно. Теперь оставь нас.
— Да, Прим. Страж будет в коридоре на случай необходимости.
И с этими словами открывает перед нами дверь. Я вхожу первый и остаюсь стоять возле косяка двери, следом идет Бэмби, за ней Вилен. Моя девочка вздрагивает, когда мой брат закрывает за собой дверь. Я беру ее за руку и притягиваю к себе:
— Бэмби, ты дрожишь… Что не так?
Она немного часто дышит, и качает головой, как бы говоря, что ей надо время, чтобы привыкнуть к окружающей ее обстановке. И тут до меня доходит… камера, каменные стены, запах — все это пугает ее на подсознательном уровне. Она не понимает причину этого ощущения паники, но мне она ясна как день:
— Вил, дверь, быстро.
Брат с готовностью распахивает ее. Бэмби смотрит в коридор, и выравнивает дыхание. Ласково спрашиваю:
— Так лучше?
Кивок.
— Может все-таки отступишься, и вернешься домой?
Отрицательное покачивание моей любимой упрямой головкой… И тут раздается насмешливый голос твари, прикованной в углу камеры:
— Что, Прима, тебе здесь не нравится, да?
Я не сдерживаю рык и оборачиваюсь на ненавистный мне голос:
— Закрой свой рот, мразь, или я лично вырву тебе твой поганый язык.
Бэмби кладет мне на щеку свою ладошку, как бы напоминая о моем обещании держать себя в руках. Вдох-выдох, Рэд… Вдох-выдох:
— Вилен…
Он смотрит на меня, и понимает без слов, что я прошу его взять на себя ведение допроса, потому что мне не удается совладать со своим зверем. Фак, да я и шаг внутрь камеры не смогу сделать, потому что попросту не выдержу и наброшусь на эту мразь, разрывая ее на мелкие кусочки…
Бэмби идет, ведомая за руку Виленом, подходит к своей отравительнице и жестом показывает на свои лодыжки. Мой брат тихо говорит:
— Нет, Бэмби, мы не можем освободить ее.
Моя девочка вздыхает и жестами о чем-то спрашивает (она стоит ко мне спиной, поэтому я не могу понять о чем именно). Вил «переводит»:
— Кесса, Прима спрашивает, били тебя Стражи или нет.
Я не могу слышать этот голос, не могу…
— Нет, меня не били. А что, ты пришла посмотреть на это?
Вилен:
— Слушай сюда, Кесса, и слушай внимательно… Ты открываешь рот только для того, чтобы давать конкретные ответы. Больше никаких комментариев, ясно?
Бэмби опять жестикулирует.
— Прима принесла тебе хлеб и воду…
Я напрягся… так вот что за сверток у Бэмби в руках… Да как ей в голову пришло принести жратву этой твари?
Рэд, спокойно, поговоришь об этом с Бэмби дома… Спокойно…
— Э-э-э не откажусь.
Вилен берет из рук моей девочки сверток и швыряет его к ногам этой суки. Бэмби недовольно дернулась, но мой брат удержал ее за плечи.