Я оглянулся по сторонам и, сознавая, что совершаю нехороший поступок, спрятал фотографию в задний карман. Затем уселся в кресло, примостив папку Гуты между коленей, чтобы случайно не забыть ее, когда соберусь уходить. Очень вовремя сел, потому что примерно через полминуты в комнату зашел Илья. Я посмотрел на его руки и испытал некоторое разочарование. Принес хозяин только чай. Те несколько сырных палочек, которые я съел ранним утром, были моей единственной едой за весь день. Где-то в глубине души я надеялся, что к чаю Илья присовокупит какого-нибудь печенья или пару бутербродов. Глотать пустой горячий напиток мне совсем не хотелось. Я взял у Ильи кружку, из вежливости подержал ее с минуту в руках и отставил на журнальный столик. В комнату вошла Лиза, посмотрела на отца, на меня, на столик и, хмыкнув, вышла. Мы проводили ее удивленными взглядами, хозяин пожал плечами и с шумом втянул в себя первый глоток чая. Снова, так же молча, появилась Лиза, поставила на столик вазочку, полную круглых печенюшек, фыркнула и покинула нас.
– О как! – подмигнул мне Илья. – Гены, брат… Их пальцем не раздавишь! Мамина порода! И ведь что удивительно. Четыре года без матери, а все больше и больше на нее похожа. Ты угощайся! Сам-то я как-то не додумался.
Я ухватил из вазочки печенье, закинул в рот и с удовольствием потянул чай из кружки. Желудок мгновенно отреагировал мягким урчанием. Илья усмехнулся, но подшучивать не стал.
– Ну как? Осваиваешься? – спросил он.
– Да как сказать… - неопределенно ответил я. - Не могу понять, где народ в этом доме.
– Народ в доме, где ему еще быть. Поутих, правда, в последние годы.
– С чего это?
– С дурости своей, с чего… Хрени насмотрятся по телевизору, потом мерещится всякое. Детей вон запугали.
– А что мерещится-то? – Я постарался задать этот вопрос как можно более спокойно.
– Глупости всякие. Даже говорить на эту тему не хочу. Каждый день куча народа умирает в городе. А тут, поди ж ты! Аж четыре случая смертей за четыре года. Не иначе рука дьявола…
– Ну, согласись, что отрубленные головы нечасто дети в озере находят. – Я брал печенье одно за другим, каждый раз давая себе слово, что вот это – последнее.
– Угу. Смотря, какие дети и смотря где. В Сомали, говорят, как найдут останки, так сразу и съедают. Чтоб мясо не пропадало. И никакая чертовщина не мерещится при этом.
– Ты о какой это чертовщине? – я придал лицу безразличное выражение. Впрочем, зря старался. Илья в мою сторону даже не смотрел. Он повернулся в сторону окна и что-то за ним выглядывал.
– Чертовщина, говоришь? Чертовщина в этом дворе одна, и вот как раз она пришла.
Я подошел к окну. Через двор неспешно двигались представительного вида мужчина и женщина, движения бедер которой вышибли из моей головы все мысли.
– Кто это? – Спросил я у Ильи, не отрывая взгляда от женщины.
– Агенты строительной компании. – Ответил он с нескрываемой злостью. – Скупили уже все пустыри вокруг лесопосадки. Проекты у них на строительство жилого комплекса. С зоной отдыха. И наши хрущевки им тут как кость в горле. Да народ бы и не против съехать, если б предложили в обмен или жилье приличное, или деньги нормальные. А так, все больше шантажируют. Соглашайтесь, мол, а то стройку начнем - сами сбежите. И предлагают бараки какие-то, в пригороде, на обмен. Хорошо, что жилье приватизировано у всех. А то потравили бы народ дустом, как тараканов.
Ага… Вот и заинтересованная в недвижимости сторона. К группе подозреваемых, состоящей из призрака-мамы, Ильи и демона с кровавыми глазами, присоединилась эффектная высокая блондинка. Не иначе, адвокат дьявола. Присмотревшись к ее груди, я подумал, что не прочь заключить сделку. Заключить и не исполнить.