– Да причем здесь дела? – отмахнулся шеф. – Жена твоя с утра все телефоны в отделении оборвала, и до меня добралась, сказала, что ребенка к тебе отправила на отдых, его встретить надо, а до тебя не дозвониться. Я понимаю, разведен, но о ребенке-то забывать нельзя.
Я чуть не взвыл. Из-за всей белиберды, случившейся в новой квартире, я совершенно забыл, что сегодня моя бывшая супруга обещалась посадить дочку в поезд и отправить на побывку ко мне.
– В общем, иди, созванивайся с женой, и чтобы больше мне таких звонков не было. Еще не хватало мне с вашими семейными проблемами разбираться.
– Не повторится, товарищ Карданюк. Извините, виноват.
Я вышел из кабинета шефа и немедленно, в приемной, набрал номер своей бывшей. Ответила она сразу, да так громко, что обе шефовых секретарши фыркнули от сдерживаемого смеха. Я неодобрительно покосился на них и вышел в коридор, стараясь держать телефон подальше от уха.
– Идиот! – кричала трубка характерными для жены истерическими нотками в голосе. – Я звоню тебе со вчерашнего вечера. Ты сам просил, чтобы я отправила Кристинку к тебе. Я поседела за это утро! Ребенок едет в такую даль, а я даже не знаю, встретишь ли ты ее.
– Разумеется, я ее встречу! – попытался я остановить жену, но это было все равно, как пытаться остановить поезд, поставив на шпалы табуретку.
– Конееечно! Знала бы - ни за что ребенка бы не отправила. Потому что у ее отца на уме только его шлюхи!
– Какие шлюхи? В новой квартире ни черта нет связи. Телефон не видит сеть. Успокойся уже, и скажи, во сколько поезд будет.
– В шесть чтобы был на вокзале, десятый вагон, и как встретишь ребенка, сразу чтобы позвонил, иначе вообще ее больше не увидишь.
Я хотел было поспорить по поводу этого «больше не увидишь», но не стал. Себе дороже. Я отключил все еще кричащую жену и перевел звонок на беззвучный режим. Когда моя бывшая в подходящем настроении, она может звонить безостановочно, до полной разрядки телефона. Ходить с постоянно поющим в кармане мобильником – не самое большое удовольствие, а разговаривать с женой, когда она самозабвенно вводит себя в состояние истерики – вообще невыносимо. Собственно, поэтому мы и развелись, а я уехал работать в другой город. По дочери я очень скучал, и поэтому уже с пару месяцев назад предложил своей бывшей отправить девочку ко мне на время моего отпуска. Я очень ждал ее приезда, а теперь не представлял себе, как приведу ребенка в дом, в котором и для нее и для меня таится угроза. Ну, как бы то ни было, Кристину вначале надо встретить, а потом уж думать, как быть дальше. В любом случае отпускные я получу только на следующей неделе, а до тех пор у меня нет никакой возможности снять квартиру, или устроиться в гостиницу на период нахождения дочки у меня. Придется выкручиваться. Что бы мне ни грозило (если действительно грозило), но пока я жив - никто не причинит вреда моему ребенку. А я намеревался прожить еще очень долго.
По дороге домой я заскочил в магазин купить продуктов. Дома из еды имелись лишь две, уже засохшие, сырные палочки и пакет семечек, который я случайно нашел в кармане куртки, когда развешивал вещи в шкаф. Набрав в корзину куриные грудки, йогурты, крупы, сырки в шоколаде, фломастеры и альбом для рисования, я встал в очередь у кассы. Пока кассирша сканировала штрихкоды моих покупок, я бросил взгляд на стеклянную дверь маркета. За дверью медленно и вальяжно, колыхая бесчисленными юбками, прохаживалась вчерашняя цыганка. Когда я ее заметил, она остановилась и посмотрела на меня. Именно на меня, я был в этом уверен. Хотя двери магазина были тонированы и видеть меня сквозь них цыганка не могла. Но она меня видела. Она смотрела на меня и улыбалась во все свои золотые зубы. Отвлекло меня легкое пошлепывание по плечу. Кассирша, как оказалось, уже давно взывала ко мне, требуя оплаты, и гражданин в очках, стоявший позади в очереди, совсем потерял терпение. Я извинился, расплатился, и, подхватив пакет с покупками, выскочил из магазина. Ментализм ментализмом, но у меня сложилось впечатление, что цыганке откуда-то известны некоторые подробности.
Однако у дверей магазина ее не было, и я не понимал, как она могла исчезнуть за ту минуту, на которую я отвлекся, расплачиваясь за покупки. Я просмотрел прямую и малолюдную улицу, но цыганку не увидел. Надо думать, что она зашла в какое-нибудь помещение, но я не представлял в какое и, главное, как так быстро. Постоял еще несколько минут, оглядываясь, и, в конце концов, решил не терять зря время. Уже перевалило за два часа, а я сегодня еще собирался съездить в СИЗО, поговорить с Иваном Буркой, так что времени до приезда дочери оставалось не так уж и много. Потому домой я поехал на такси, в которое сел на стоянке, в десяти метрах от маркета. Выгрузившись у своего подъезда, первым делом посмотрел на окна квартиры Ильи. Они были по-прежнему закрыты. Надо будет все-таки постучаться, узнать как дела. Судя по тому, что во дворе и в подъезде было тихо, я предположил, что Илья не сообщил «скорой», каким образом получил удар по затылку. В противном случае по подъезду уже шныряли бы оперативники с расспросами. Хотя я не знал наверняка, обращался ли он вообще к врачам. При его немалом здоровье и бычьей шее, удар мог быть для Ильи не слишком чувствительным, и он вполне был способен отлежаться дома.