Рядом с нарами-полатями у передней стены стоял сундук. У правой стены, у входа – небольшая скамейка, затем стол и еще большая скамья до переднего угла. На окнах никаких гардин или занавесок. Убогая обстановка, бедное обустройство. Зато мне бросились в глаза в правом переднем углу под потолком две поразительно красивые иконы. На одной изображен Иисус Христос, на другой – не запомнила кто.
На моей родине не было икон, их и не было никогда. Ольга, мать Мани, указала мне пальцем в грудь: „Нету Бога?". А я не знала, что ответить. Она подошла к иконам, погладила их, говоря „боженька", поцеловала свои пальцы, отвернулась и пошла к двери. Остановившись, сказала: „А Сталин тьфу!" Плюнула, подняла свою длинную юбку и показала голую задницу в сторону двери. Странным мне это всё показалось, и я рассказала всё своей матери. Она реагировала так же, как я, и считала, что об этом лучше всего хранить молчание. (Надеюсь, Маня не обидится, что я об этом пишу.) Дружба наша с Маней тем временем всё укреплялась. Так же хотелось бы мне подружиться с Розой. Но Роза и Маня явно не были друг к другу расположены.
В центре села Степной Кучук, почти рядом с сельсоветом, имелся магазин. Моя мать и тетя Анна каким-то образом посетили этот магазин еще в первые дни нашего здесь пребывания. Продуктов питания к тому времени уже не было никаких. Кроме небольшого количества спичек и хозяйственного мыла имелись в продаже 4 семиструнные гитары и несколько красивых, голубого цвета, фетровых шляпок (назывались они, по-моему, „Маленькая мама"). Когда я на следующий день пришла домой (мы еще работали на току), подарила мне тетя Анна гитару, при виде которой ожила моя память о Мариентале. Я была очень благодарна моей тетушке. А мама моя подала мне голубую шляпку, о которой она вчера рассказывала. Эти две женщины сами были счастливы не столько оттого, что купили глаз радующие вещи, а больше оттого, что не пришлось выбросить имеющуюся еще у них жалкую сумму денег. Все равно, дескать, уже ничего на них не купишь.
Пришла Маня. Мы с мамой удивились тому, что она уже знала о наших покупках. Откуда? Маня надела шляпку, взяла гитару, провела рукой по струнам и положила обратно, надела шляпку на мою голову, взяла меня за руку и, что-то объясняя, повела меня к себе домой. Между Маней и её матерью состоялся бурный спор. Мама показывала на её куртку, перевязанную верёвками, на её очень большие сапоги на ногах. Маня плакала не переставая. Очень хотелось ей такую шляпу. Весь следующий день она была задумчива, очень мало говорила со мной. Мне было жалко её. Это был последний день нашей работы. Новый учебный год начинался с линейки во дворе школы. Какова же была моя радость, когда я увидела Маню, Веру и Нюру в таких же голубых шляпках, как моя. Снег хотя выпал, но морозы еще не наступили, и мы еще несколько дней красовались в необычных для Степного Кучука головных уборах.
Гитары тем временем распродали. Нюра и Нина имели счастье получить по одной. Розе и Вере досталась гитара ушедшего на фронт отца Веры. Мане не купили гитару. Получилось так, что всех девочек, имевших гитары, я как-то научила поочерёдно играть, вернее, передала им то, что я умела и знала. Маня училась играть на моей гитаре.
Наши две молодые учительницы Вера Макаровна и Валентина Сергеевна, бежавшие от блокады Ленинграда (Петербурга), где они жили, оказались в селе Степной Кучук на Алтае. Слышала, что Валентина Сергеевна была в Ленинграде диктором радио. Теперь она преподавала русский язык и литературу. Вера Макаровна якобы была танцовщицей, теперь она стала учительницей рисования и пения. Обе они отличались от других учителей своей интеллигентностью, прекрасным литературным русским языком, своей осанкой и одеждой. Всё своё свободное время они проводили с нами, учениками. Они создали в нашей школе театральный кружок, танцевальную группу и хор. И пытались привить нам хорошие манеры. Ежемесячно проводились школьные вечера, на которых исполнялись каждый раз новые концертные программы или устраивались театральные постановки. На концертах присутствовали почти все жители села. Два учебных года (с 1941 по 1943) можно с уверенностью назвать годами культурного подъема в нашем селе. Когда я пришла в 5 A класс, знакомые мне девочки уже занимались в кружках. Роза с увлечением занималась танцами, Маня принимала деятельное участие в драмкружке и с гордостью говорила мне, что в небольшой пьесе на военную тему ей дали роль ефрейтора. В хоре принимали участие все. Моё знание русского языка было еще слишком ограниченным, чтобы принимать участие даже в хоре. Но Маня нашла выход. Она уговорила Веру Макаровну поставить матросский танец с двумя исполнителями. Моя подруга была матрос, а я – матроска-девчонка. Директор школы сопровождал наш танец, играя на гармошке песню „Яблочко".