— Вы можете предположить, что Седрик или Луиза могли выпустить пациента?
— Глупости, зачем им это делать. — вполне резонно ответил Грегори, отрицая мои наговоры на коллег. — Наша Луиза божий одуванчик, а мистер Седрик солидный и уважаемый в профессии мужчина с высоким послужным списком. Ни там ни там мотивов нет.
— А вы, Грегори? — задал я странный вопрос, насторожив медбрата.
— А что я?
— А вы могли выпустить женщину из клетки?
— Нет, что вы, я нормальный. — как раз «нормальный» мог бы выпустить пациента под ежедневной шоковой терапией из камеры пыток.
— Ну, она могла вам что-то пообещать. Хороший секс, припрятанную заначку, украшений...
— У неё не было ни гроша.
— А вы откуда знаете, спрашивали?
— Нет, смотрел медкарту вместе с Луизой.
— Это уже интереснее... — я пытался что-то нащупать, но пока безрезультатно. — И что же говорится в мед- карте?
— Женщина нищая, всё её состояние давно списано на отца, потому что она тут трётся десяток лет и не выходит на поправку. Выйди несчастная сейчас с больницы, у неё не найдётся и медной монетки.
— Состояние? Она богачка?
— Семья богатых дворян, отец барон, мать имела свою сеть торговых точек по нескольким городам.
— Имела? Умерла или продала богатство?
— Умерла.
— Что ж... на этой грустной ноте мы с вами заканчиваем. Зовите Седрика.
Гаус болтал напропалую и от него я узнал много интересных вещей про медбратьев, их традиции, привычки, а также плохие приметы. Да и легенду о мёртвом медбрате услышал не раз и не два. Причастность Грегори и Луизы начальник отрицал и уверял меня, что эта парочка самые надёжные люди чуть ли не во всей больнице. Конечно, после главврача и мистера детектива.
— Мистер Гаус, а как вы думаете, у вашего прямого начальника есть мотив освобождать узницу?
— Тогда его секретарь не писал бы вам, разве не так? — спросил удивлённый моим вопросом Седрик, похоже, думая, что я подзабыл картину следствия.
— Так-то оно, конечно, и так, но вот предположим — дама соблазнила его старческие вихры и он не сдержался, сорвал спелое яблочко заросшей и потной чертовки, а затем покаялся и решил избавиться от неё, пусть и с подрывом репутации. И вот он освобождает её, она убегает и доживает свой век на холоде, а я нужен для отвода глаз.
— Но вы ведь можете её найти?
— А может главврач не верит в мои способности, поэтому и нанял меня? Я ведь не самый известный детектив.
— Даже я слышал о вас, говорят у вас одна из лучших репутаций в городе, хоть иногда вы и перегибаете палку... — «Как сейчас» — забыл добавить смущённый моими откровенными теориями мистер Гаус. Иногда меня сильно заносит и я не могу остановить длинный язык.
— Ту вы правы, моя теория лишь игра слов... но ведь кто-то выпустил женщину. Почему бы и не вы?
— Мотива нет. — как и Грегори, ответил мне медбрат классической фразой из книг.
— Мотива нет, но ведь он не всегда обязателен. Может вы маньяк и попросту дурите меня? — согласен, вести допрос с гигантским дуболомом таким образом - это слегка неправильно, но так уж я привык вести дела, заставляя людей попотеть. Вот и Седрик переживал под нажимом моей бюрократической машины по производству обвинений.
— Но я не маньяк... — как-то уж совсем нелепо ответил мистер Гаус, поникнув могучими плечами.
— Вы правы... а жаль. — на этом я посчитал допрос оконченным, осмотр завершённым, а дело — начавшим какое-никакое движение.
По просьбе главврача я сходил в его богато-отделанный кабинет захватить карту местности. Она мне понадобится, если я хочу сегодня найти сбежавшую.
***
Всё же картографы бессовестные прелюбодеи, что кормятся страданиями бедных людей. Порой мою голову посещала искромётная мысль, что я спутал карту и теперь брожу по мокрым от волн камням наугад.
Местность вокруг острова была немаленькая, хотя на первый взгляд казалось, будто здание псих-больницы занимает почти всю его площадь. Наверное, с берега сложно рассмотреть что-то кроме огромного бастиона над которым по вечерам загораются лампы. А за самим зданием было, на что посмотреть: тонкая полоса леса в тумане, десяток диких пляжей с галькой и семейства чаек, не боящихся людей, а считающих, что это человек должен бояться их гордую породу с сильным клювом.
Когда я плыл на остров, то подумывал о быстрой сдачи позиций и отъезде домой, но никто из тройки не признался в содеянном и я уж начал грешить на главврача, любезно предложившего мне сосательную конфетку.
Но делать нечего, хлеб надо зарабатывать, ведь квартира сама себя не оплатит, а я ещё и задолжал по кредиту за дом. Так что путешествуем по небу, ищем следы на воде и оправдываем жирный аванс. Глупо, очень глупо жить в комнате с мелкой пропахшей маслом кухней, когда у тебя вполне милый домик с обоями в цветочек и большой кроватью для супругов, ох и глупо... продать дом я не решался, а жить в нём не мог.
Во время очередного спуска на пляж мне несказанно повезло — я поскользнулся на мокрых камнях и полетел вниз, порезав об особо острый край пирса ногу и от этого немного расстроившись... и поругавшись.
— Твою мать, с-сука... — боль после пореза не очень-то растёт, но вот расползшееся кровавое пятно и риск заражения нервирует и давит на воображение. Только разгонишься и уже представляешь себя в гробу и кричащих людей: «Он ведь так молод, ему всего тридцать шесть лет!»
Порез был последней каплей... хотя нет, последними каплями была одна большая волна, вдарившая по камням и оросившая моё искривлённое от ненависти к острову лицо.
Яростными шагами я полез на верх и с третьего раза, ободрав колени, таки добрался на вершину, но злобные боги решили надо мной подшутить и подсунули под взгляд маленькую пещерку на всё том же поганом пляже.
— Если там не будет этой дуры — ухожу в запой. — к моей досаде я накаркал неприятности и при первом заходе в тёмную дыру земли смог приметить грязный обрывок штанины.
Оглянувшись по сторонам и не приметив беглянки, я нагнулся за кусом ткани и тогда из темноты на меня прыгнул вихрь волос. Я только и успел, что пискнуть, прежде чем повалиться в грязь носом и расставить ноги. Не знаю, чего хотел злобный безумец, потому как момент удара камнем по затылку он пропустил и перешёл к царапанию шеи, что помогло мне быстро очухаться, опереться на руки и встать одним резким движением, скинув с себя балласт в сорок кило.
Рыжая копна волос свалилась на землю и тогда я бессовестно пнул слабое тельце сапогом, отбросив его к краю пещеры на свет. Женщина для голодающей довольно быстро встала и крайне разумно для безумца принялась бежать, и только её изрезанные пятки сверкали на камнях.
— А ну стой! — Джеймса Брауна не любят слушать и поэтому у него такие накачанные ноги.
Не имея привычки бросать дело на половине, я рванул вперёд и довольно успешно нагонял беглянку, благо мои ноги были длиннее, а сапоги давали неоспоримое преимущество. Место, где она тратила секунд десять на подъём, я проходил за пару биений сердца.
На очередном спуске с камней дама сильно поспешила и покатилась кубарем, отбив спину и, я не шучу, вместо дальнейшего побега начала плакать. Не так, как плачут леди — пара легких слезинок на щеках, нет, навзрыд, пуская сопли и дрожа всем телом как хорёк.
— И вовсе не обязательно так плакать, я не кусаюсь. — такие шутливые фразы успокаивают людей, но, судя по всему, дразнят безумцев: девушка резко встала и вновь бы кинулась бежать, если бы не мои сильные руки, поймавшие этого воробья в полёте. — Нет уж, мисс, вы пойдёте со мной и это не подлежит обсуждению.
— Нет, я не могу! Умоляю, отпустите меня! — не поддаваясь на слезливые просьбы красивых барышень, я поднял мой груз на плечи и понёс, не взирая на кулаки и дёргающиеся в судорогах ноги. Нести такой легкий распределённый вес на плечах — сказка, а не труд, я бы носил такие грузы, пока не упал без сил. — Вы не понимаете, детектив, мне нельзя возвращаться! — одновременно с этим моё ухо пытались поймать и выкрутить.