Где-то там, за милями, ненужными и раздражающими милями, океан. Не острова, не континенты — океан. Если поплыть в ту сторону, то неизвестно, вернёшься ли ты назад, хотя всеми уже давно доказано, что земля круглая. Всё же, сколь бы далеко не зашла наука, что-то внутри самого человека, непостижимое чувство, взращиваемое тысячелетиями, не позволит ему смотреть на океан, как на скучные атомы и большую пробирку для экспериментов. Он увидит в синей воде бесконечную даль и, хоть и взглянет на точную карту, не поверит ей сразу, а сперва подумает: «Вдруг весь мир обманывал меня? Вдруг на краю горизонта кроется нечто большее, чем острова и материки? Неужели я вижу вдалеке что-то своё?»
— А всё таки, — начал доктор, — какое хитрое сплетение судьбы: ещё вчера я вспоминал о вас недобрым словом, а уже сегодня мы с вами стали почти любовниками.
— В этом и вся прелесть людской жизни. Мы живём так мало, что нам приходится действовать в ускоренном порядке. Если боги по языческим легендам враждуют столетиями, то нам приходится ограничиваться парой дней. Признаюсь, я и сейчас не прочь дать вам в морду. Воспользовались моей слабостью и решили побить меня, вам не стыдно?
— Так это вы ударили первым. — резонно.
— Точно... что ж, тогда я могу только извиниться. Хотя, наверное, вы тот удар заслужили.
— Вы тоже много чего заслужили, Джеймс.
— Знаю, знаю, я негодяй, а вы классный парень. Гребите, доктор, гребите. — хирург налёг на вёсла. Одинокая шлюпка быстрее заскользила по водной глади.
Назревал шторм. Раскаты грома слышались всё сильнее и сильнее, пока не переросли в единоутробный колокольный гул. Волны понемногу подымались, вторя вою ветра. Я не без оснований начал переживать, что мы можем не доплыть до серого острова...
Глава 18
Океан мотал нашу лодку, как стрелку на сломанном компасе, и меня начинало укачивать.
— Природа борется с нами, Джеймс! — врач был в первобытном восторге. Противоборство с всесильной стихией доставляло ему безумное удовольствие. — Мир боится нас, людей! Вскоре мы поработим эти непослушные воды и построим огромный корабль. Это будет непотопляемый титан, он раздвинет океан надвое, и холодная вода не устрашит его... — обидчивая волна врезала по лодке. Мы чуть не перевернулись и только чудом смогли вытащить наше судно из маленького водоворота.
Сомневаюсь, что я бы доплыл до берега, если бы лодка вдруг перевернулась: ветер хлестал воду кнутом и от досады она набрасывалась на всех в округе, не делая исключения даже для таких добряков, как я. Меня бы просто погребло под водяной толщей.
— Море может наслать на нас все свои силы, но мы доплывём, мистер Браун. Доплывём! — ветер снова погнал наше судно прочь с острова. Его протяжный свист словно кричал нам: «Бегите, глупцы! Бегите, пока вас не поймали! Неситесь со всех ног и забудьте, что были здесь!».
Океан настолько разозлился, что на миг закрыл собой сваи причала: я не видел их, как и будки охранника, и только спустя мгновение понял, что то была волна — она врезала по дому, на миг скрыв его из виду.
— Здесь точно нет охраны? — с подозрением спросил я, высматривая людей на изредка выплывающем из воды пирсе.
— Как вы себе это представляете? Выйти ночью на причал равносильно самоубийству. — а доктор-то прав. Не могу представить такого идиота, что захотел бы посидеть в охранной будке или пройтись с фонарём в шторм. Хотя... я почти не знаю таких идиотов, что согласились бы выплыть ночью в ураган.
Океан неистовал. Волны с яростью налетали на камни и обламывали их острые пики, а холодный ветер, обволакивая своих жертв, как хищный сорняк, поедал их с костями, и гром по-звериному ревел где-то в синих небесах. Мир восстал против человеческого господства и решил отыграться на тех, кто не мог дать отпор — на нас.
Вода толкала нашу лодку всё ближе и ближе к камням.
— Вот он, вот ход! — доктор отпустил весло, чтобы указать на нашу цель, и волна вырвала его с корнем вместе с частью лодки и с гневом разбила о скалу. Мы были вынуждены беспомощно смотреть на плавающие в воде щепки.
В ста метрах от нас подымалась особо большая волна. Как огромный степной табун лошадей, она взметнулась вверх и водная пыль поднялась над конной стаей до самых звёзд.
— Гребите! — бессмысленно заорал я, изрядно дрожа в коленях. В те секунды очень хотелось заиметь в руках молитвенник.
Свирепая волна настолько сильно захватила окружающую воду, что её уровень упал на полтора метра: мы резко просели, словно попали на мель, и с рабским преклонением подняли головы, чтобы взглянуть на нашу смерть.
Как прекрасно — видеть то, что вскоре убьёт тебя, если ты останешься на месте. Только истинные храбрецы и настоящие глупцы могут позволить себе так беспечно смотреть на штормовые волны, что кусают опаснее тысячезубой белой акулы.
Заметив, что доктор обомлел от будущей кончины, я выхватил весло из его рук и оттолкнулся им, как обычной палкой. В тот момент я почувствовал себя южным гондольером. Только вот скорость я набирал не для влюблённых, а чтобы выжить. Низменно и пошло.
Не успела наша лодка скрыться за огромным камнем, как вода с жутким плеском врезала по нему прямо у нас над головой и, оттолкнувшись от утёса, бросилась на нас остатками своего величия. Их с лихвой хватило, чтобы шлюпка застряла меж скал, а мы промокли до нитки.
— Доктор? — на лодке был я один. — Уилл! — пена поднялась между скалой и островом.
Я оставил судно на потеху воды, как репарацию, и прыгнул в воду щучкой.
Холод доконал моё тело. Весь организм воспротивился неизбежному. И не открыть глаз: так щиплет, что можно взвыть прямо в воде. Раз в пять секунд мне приходилось чуть ли не пальцами раскрывать веки и, испуская слёзы от соли, плыть в кромешной темноте.
Как только я коснулся руками земли, молния разрезала небо до кровавой сечки и я сумел рассмотреть знакомые сапоги.
Я подплыл к отключенному телу, взял его под мышки и, врезав по воде ногами, начал подниматься. Дыхание снова напомнило о себе сжатием носоглотки.
На второй удар молнии мы вышли на поверхность. Незадачливый корабль был всё ещё на месте. Море не приняло его, а лишь посмеялась над глупцами, что решили, будто могут безнаказанно плыть по его водам.
Огромного труда стоило закинуть доктора в лодку. Такое чувство, что вода прибавила ему веса в два раза.
— Ох... — Я забрался на шлюпку, и тогда она, покачнувшись, слезла с камня и упала в воду, чуть захлебнув её, как ковш.
Я подполз к врачу и стал давить ему на грудь с такой силой, что даже если бы он и был мёртвый, то всё равно бы вернулся к жизни только затем, чтобы попросить не ломать его слабенькое тело.
Вода начала вытекать с обезображенного бессилием рта.
— Плохой из вас рыбак, даже плавать не умеете.
— Я умею. — доктор привалился к бортику лодки. — Просто меня ударило волной об камень и я потерял сознание.
— Да... эти проклятущие волны. — я вдруг осознал, что вылез из холодной воды в воздух, не превышающий пяти градусов. Это заставило меня сжаться в размерах, как губку. — Надо заплыть в пещеру, не то мы здесь околеем.
— Верно... — врач продолжил смотреть пустым взглядом в одну точку и так и не взялся за весло.
Пришлось мне брать наш единственный инструмент передвижения и, ломая его почём зря, отталкиваться к чёрному зеву пещеры. Достаточно маленькому, за скалой и вовсе не заметить.
Как только мы заплыли в туннель, стало немного теплее, хотя я всё ещё равно дрожал, как особо пугливый вид сусликов.
— А где вы научились так плавать? — вместо благодарности спросил доктор, подняв мокрую голову с прилипшей к ней шевелюрой.
— Я профессиональный спортсмен по прыжкам в колодцы.
— Что-что?
— Я всё девство купался на реке, как вы думайте, умею ли я плавать?
— Да, конечно... извините. Глупые вопросы. Я просто никак не могу отойти от падения.
— Ничего, со всеми бывает.
— Вы тоже теряли сознание в воде?
— Скорее сначала терял сознание, а потом ужен оказывался в воде.