Кресло работника больницы было повёрнуто ко мне спинкой.
Я подошёл ближе. Протёр мокрые ладони... Неизвестно, спит ли тот, кто прячется за креслом? В самый неожиданный момент, когда я подойду к шкафчику с ключами, новомодный бержер вполне может повернуться и скрипнуть. В этом кресле может оказаться даже сам Федерик Усман, решивший поиграть в драму... учитывая то, что он со мной сделает, если узнает о проникновении в больницу, то скорее в трагедию.
Я не стал разворачивать кресло, хотя очень хотелось. Непосильным трудом пришлось сдержаться и лишь косо посмотреть на плешивый затылок, торчащий за спинкой сиденья.
За спиной ключника оказался навесной шкаф с стеклянной дверцей. Беспечные работники больницы оставили ключ в замке и мне не составило никакой сложности отпереть хилую преграду и прихватить ключ от кабинета Федерика Усмана.
Кресло издало протяжный скрип. В то же мгновение ударила особо опасная молния, которая наверняка разошлась по небосводу, как ветки дерева.
Положив вещицу в карман, я тихо прикрыл стеклянные дверцы и, провернув ключ в замке, пошёл назад. Бедный доктор уже рвал волосы и только не грыз ногти, поддавшись пагубной привычке.
— Почему так долго?
— Разве?
— Вас не было больше получаса. За это время я выдумал сотню различных способов вашей кончины.
— Вижу, вы не скучали. — незадачливо бухнул я, пытаясь увильнуть от ненужных нашему делу упрёков. — И какой же из этих способов оказался фаворитом?.. — моя беспечность и лукавая улыбка не помогала делу.
— Самая интересная смерть — это остановка сердца.
— У вас довольно скудное воображение.
Я достал ключ и сунул его в дверь. Поворот в замке ознаменовался ударом молнии. Словно белый бык, она насадила небо на рог и разорвала ему внутренности.
— Зато у меня прекрасно работающую логика. От цистгана люди часто умирают в стрессовых ситуациях. Особенно много попадается тех, у кого лопнул тромб. — поворот в замке. Тени плывут по больничному широкому коридору, как мёртвые души, летящие в чистилище.
— Цистган?.. Умоляю вас, мне не нужны препаратики, чтобы существовать. — поворот в замке. Гром пугает спрятавшихся под навес чаек и они пытаются прикрыться крылом.
— Я вижу симптомы хорошего обезболивающего. Совсем недавно вы еле перебирали ноги по лестнице, а теперь готовы проплыть километр брасом. — последний поворот. Последний рабочий день. Последнее дело в этом году. Лучше стану подметать дворы, чем ещё раз напорюсь на похищение людей.
— Значит, у вас плохое зрение. Я просто воодушевился... и не смотрите на меня так.
Мы одновременно взялись за ручки двухстворчатой двери. За ней прятались ответы. Я найду их рано или поздно... лучше бы, конечно, рано, ведь в поговорке не учитывается, что рабочий день у работников психбольницы начинается с семи.
На выдохе двери распахнулись. Я на миг зажмурил глаза, боясь, как бы не ослепнуть от ужаса или от света ламп... В большой просторной комнате было пусто.
Кабинет не походил не пристанище ненормального экспериментатора, что вполне логично, учитывая, что гости сыплются на славного доктора, как жёлуди с дуба.
— Наш главврач живёт изрядно беднее. — доктор окинул взглядом широкое убранство помещения. По правде говоря, кабинет великого и ужасного злодея походил на хороший салон для аристократии: развешанные гобелены, семья шкафов, наполненная толстыми книгами в позолоченных переплётах, люстры, витиеватые и аккуратные, напоминающие работы йолей, бежевые мягкие диваны, маленькие столики с сосательными конфетами, привлекательные кресла, и, во главе, на небольшой возвышенности в высоту одной ступени, дубовый, отдающий красным стол.
— В таком месте я бы поселился. — произнёс я, прикрыв за нами двери. — Клянусь, точно бы поселился. — я обошёл гигантский стол для великанов и сел в мягкое, нежное как кофе с молоком кресло. От него и пахло приятно: приторными мускусными ароматами мужских духов.
Я беспардонно закинул обувь на стол и вытянул ноги.
— Пожалуй, начнём с документации? — сконфуженный Уильям подошёл ко мне, как подчинённый к наглому начальнику, и смиренно указал на стопки бумаг по бокам от моей обуви.
— Документы об опытах над людьми не хранятся на виду... а вот в тумбочках! — я убрал ноги со стола, опустился под столешницу и взялся за первую попавшуюся тумбу в три яруса. Ожидаемо, ключ от двери не подошёл.
— Будем искать ключ?
— Обязательно. — ответил я доктору и, встав с кресла и откатив его к шкафам, вытянул тумбочку из под стола, а затем перевернул её спинкой на пол.
Сапог упёрся в дерево, пальцы схватились за выдвижной ящик и потянули его к груди. Долго мучаться не пришлось: люди не привыкли, когда им ломают тумбочки, поэтому и не делают их крепкими. Выдвижное отделение вырвалось наружу и мощно врезало мне в рёбра. Множество непонятной бумаги посыпалось на пол.
— Ваши методы напоминают слона в посудной лавке.
— Я планировал выкрасть важные документы, поэтому не буду церемониться с тем, чтобы никто не узнал о моём присутствии. Пусть экспериментатор знает, что я иду за ним.
В четыре руки мы собрали разрозненные листы и сложили их на столик в том месте, где совсем недавно ютились мои ноги.
— Счета, списки лекарств, документация о прохождении лечения. — следуя моему примеру, Уильям перестал церемониться с комнатой и начал выкидывать просмотренные листы куда-то за столик. — Думаю, в этой тумбе не то, что мы ищем.
— Где бы вы спрятали дела о своих пациентах, Уильям?
— В сейф.
— Надеюсь, Усман не думал точно так же. — только вот я в этом сильно сомневаюсь. Возможно, он вообще не держит нужной ему бумаги в кабинете. — Вы дальше продолжайте ломать ему мебель, а я осмотрю шкафы.
Оставив доктора самому разбираться с обступившими его тумбочками, я подошёл к первому попавшемуся шкафу и, резко открыв его, скинул все огромные книги по медицине на пол.
— Пусто. — констатировал я и так известный факт и продолжил кропотливое занятие.
— Мы похожи не на детективов, а на вандалов! — воскликнул доктор, ломая очередной ярус тумбы.
— Нас легко спутать. — не очень удачно сострил я и перекинулся на соседний шкаф: в первом всё было выкинуто.
— И как же отличить детектива от вандала?
— Вандалы носят козырьки, а детективы шляпы. — такое объяснение не очень удовлетворило любопытство доктора, но другого я пока не выдумал.
Когда уже все подушки были осмотрены и изрезаны( на логичный вопрос, зачем это нужно, я не сумел найти ответа, а лишь зловредно ухмыльнулся), а шкафы опустошены и истощены несправедливым к ним отношением, я докопался до подсказки — плохо держащейся стенке шкафа, которую можно было поддеть ногтем.
— Мы с вами похожи на взбунтовавшуюся чернь. — я не особо понимал о чём болтает доктор и продолжал выбивать стенку шкафа, стоя на дорогущих книгах, как на стуле. — Я уже немного жалею, что пошёл с вами. Вместо интересного расследования, методов дедукции, хоть какой-нибудь занятной вещи мы разгромили кабинет бедному главврачу психбольницы и стоим на его коллекции книг грязной обувью. Посмотрите на это прекрасный экземпляр Жозефины!
— Вы про этот? — я пнул нужную книгу и фолиант, сделав пару кульбит, упал страницами на ковёр.
— Да, про этот!
— Любовь к материи не делает вам чести. — мне нравилось раздражать Уилла. Может, в глубине души я пытался отыграться за тот случай, когда он выкинул меня с больницы.
— Ох и злобно вы шутите... что вы там нашли?
— А вот что! — я наконец оттянул стенку шкафа и увидел перед собой металл. — Сейф, как вы и планировали. Поздравляю.
— Благодарю! — с напускной торжественностью изрёк мой сообщник. — А как мы будем его открывать?
— Даже не имею понятия. У врачей есть памятные числа, состоящие из четырёх знаков?
— Я о таких не догадываюсь.
Следствие зашло в тупик. Часы в это время неумолимо приближались к четырём часам утра.
— Мы с вами не находили никаких бумажек, где фигурировало бы четыре цифры?