— Не несите чушь! — мне на секунду показалось, что Крамер набросится на меня с кулаками. — Она жива-здорова, просто немного заплутала.
— И сколько она плутает? — с едкой усмешкой спросил я скрягу.
— Семь дней.
— Сколько?! — мой голос чуть не сорвался на крик. О пропажа говорят максимум через день после того, как не нашли ребёнка, а не через четверть месяца. Всё, что могло остыть, давно остыло.
— Я не сразу к вам пошёл, для начала я написал заявление в полицию, — доблестные стражи закона не смогут найти даже своего товарища в освещённой комнате. Их места давно заняты сынками мелких дворян, которые ловко получают жалование и при этом ещё хитрее не получают ровно никаких знаний о сыске, — мне пообещали, что передадут всё куда следует, а когда я пришёл на следующий день, то мне сказали, что дело только проходит стадию подтверждения! Подтверждения! — повторил Крамер, чтобы я точно всё понял. — У меня в доме дочери нет, а им подтверждение подавай! Только через три дня пришёл следователь, от него разило выпивкой похуже вас, — как следователь ещё не умер от такого количества алкоголя — загадка века, — он что-то там написал, опросил соседей и потом просто-напросто ушёл! И больше ко мне никто не приходил. Я каждый вечер бегу после смены в их мышкину контору, но они говорят, что по делу ничего ещё нет, а сегодня так и вовсе выгнали меня, потому что я им, видите ли, мешаю!
— Аванс возрастает до шести монет. — складки на лбу Чейза превратились в страшную гримасу. — В первый день вероятность найти пропавшего крайне высока, во второй день она в два раза меньше, а в третий ещё в два раза меньше. Далее посчитаете по аналогии. Вы же умеете считать?..
— У меня всего две монеты. — Крамер достал купюры, равные двум золотым. — Через три недели будет ещё пять серебряных, но больше пока нет.
— Тогда мне нечего вам предложить. — я обошёл Крамера и направился к своей уютной квартирке.
— Погодите! — грубиян ухватил меня за плечо и чуть не вывернул его на изнанку. — Я могу продать свои часы, за них дадут ещё монету. Согласны?
— Помножьте ваши средства на два и тогда можете приходить. — я откинул руку Чейза и уже поднялся на первую ступеньку, но тот опять остановил меня, схватив за рукав, как весенний клещ из леса.
— Вы что, не понимаете, человек пропал!
— Это очень грустно. — с большим трудом я отлепил жучка от своей куртки и с приличной скоростью погнал по лестничной клетке. Крамер, этот обнаглевший пролетарий, рванул за мной на всех парах, чуть не сбив со стены картину.
На узкой лестничной клетке я по обыкновению поскользнулся на ковре и упал, отбив локоть. Когда мой поддатый организм попытался встать, то меня повело в сторону, и с ужасным бурлением в животе я свалился в угол, сев на плошку с подвязанным цветком.
— Твою мать... — палка больно упёрлась в спину и, возможно, порвала мою единственную куртку.
— Мистер Браун, не убегайте! — запыхавшийся рабочий догнал меня на переходе между вторым и третьим и подошёл к развалившейся куче. — Умоляю, смилуйтесь! Я найду деньги, поставлю на продажу дом! Не знаю, купят ли его, но в случае чего отдам дом вам! Он хороший, двухэтажный, крышу сам делал...
— У меня уже есть недвижимость, и думаю, в районе получше вашего. — я опёрся на тонкую стенку и потихоньку начал подымать отбитый зад. — Мой вам совет — найдите деньги и приходите. Дешевле нигде нет, а пройдёт пару дней и цена вообще возрастёт до десятки.
— Вы жулик! — разгневанный отец подошёл ко мне с понятными намерениями, и я с превеликим удовольствием вытащил нож. Любой портовый драчун избил бы пьяного храбреца так, что мама не горюй, но обычный обыватель ножей очень боится.
— Не подходи, гад, а то так исполосую, что дочурка не узнает!
— Чтоб ты сдох, сволочь! — рабочий плюнул мне под ноги и, громко топая, начал спускаться к выходу.
Не поверите, когда-то я помогал и таким фантазёрам с пустым карманом, но, постепенно, прячась от снега под самодельной палаткой, я приходил к выводу, что получать за свой труд деньги куда лучше, нежели получать скромную благодарность.
— Ох... — силы мои закончились, поэтому я выронил нож и повалился на всё тот же цветок. Блевать хотелось, аж жуть берёт. — Твою мать...
— Джеймс, что вы тут делаете! — прощебетал звонкий голосок с третьего этажа, предвещая большую беду. — Ой, Джеймс, что с вами! Вас никто не обидел? — хозяйка доходного дома подлетела ко мне надоедливым воробьём и начала ходить вокруг да около, не зная, как подступиться к пьяному мужлану. — Вы опять напились? Я же говорила Аристарху, чтобы он вам больше не наливал!
— Я не пьян! — заревело существо внутри меня на всю лестничную клетку и попыталось встать, но было моментально сражено земным притяжением. В неравной борьбе плошка окончательно лопнула, рассыпав землю на ковёр.
— Нет, вы пьяный и бесстыжий!
— Когда я выпивал, тебя ещё на свете не было, так что не надо тут!.. — я грубо высказал наглой девице с волосами до пятой точки всё, что я о ней думаю. Обычно, после таких закидонов, мне приходиться извиняться с цветами и валяться в ногах у хнычущей хозяйки, как псу. Она, конечно, поревёт своё, но потом точно простит и даже принесёт ножку курицы на ужин.
— Вставайте, вам надо поспать! — всегда удивлялся силе этой хрупкой девушки. С рвением быка она ухватила меня за шкирку и с писком подняла к себе на плечо. Да какое плечо — гладкое, белёсое и такое же хрупкое, как она. Мужчины вились за хозяйкой доходного дома толпами, а по вечерам мы с Джими неизменно слушали разного качества серенады. Однажды один поэт написал целую балладу и Маппи( так зовут хозяйку) ему громко хлопала, мило смеясь до ямочек на щеках.
Когда местом заведовал её отец, тут было много хуже: он бил наглых посетителей, запрещал Аристарху вешать чеснок, никогда не убирал в коридорах и пару раз даже выгонял меня за просрочку. Маппи — другое дело, она требует с меня денег месяцами, но и не заикается о том, чтобы выгнать... именно из-за этого я перестал задерживать деньги, потому как стыдно стало хуже некуда.
— Маппи, золотце, я тебя люблю! — я попытался обнять мою кормилицу, но не рассчитал силы и мы чуть не упали на дверь мой квартиры. — Проси, что хочешь! Хочешь платье, будет платье! Хочешь цветов, будут цветы! А если хочешь потанцевать...
— Мистер Браун, я очень хочу спать, а вы меня разбудили. — девушка перебила моё праздничное настроение на корню. — Мне завтра в шесть утра идти за углём и я должна выспаться.
— Ах, этот поганый уголь! Да я его... — меня повалили на кровать, сняли куртку и сапоги, а после плотно прикрыли дверь с другой стороны.
Глава 3
Смутные ощущения нереальности происходящего закрадывались в мою наполненную мелатонином голову, но я никак не мог проснуться...
Сны по своей природе бывают разными: у них нет единой точки отсчёта, каждый раз мозг рисует что-то новое, и, в зависимости от человека и недавно пережитых им эмоций, сны делятся на красочные или мрачные. Мой сон не был похож на другие и отнести его к какому-то определённому типу не представлялось возможным.
Размытые и наложенные друг на друга образы, словно реалистичные изображения, сильно подтёртые ластиком, мирно плыли вокруг, и, как только я делал шаг, пускай и очень маленький, один тут же подлетал ко мне и дополнял картинку под ногами. Чем-то моё путешествие по миру снов было схоже с собиранием пазла, только собирал его не я, а нечто другое, выдуманное моим воображением.
Долго я бродил по улицам, так похожим на город, в котором я жил с совершеннолетия и знал каждый закоулок. При этом знакомых мест я не узнавал: они вышли из моей памяти с билетом в одну сторону и больше и не думали возвращаться.
Когда я ступил ногой на широкий проспект, то целый десяток образов, не меньше, упорхнул из общей массы и воссоздал передо мной картину городской ратуши и площади рядом с ней. Это место я помнил в мельчайших деталях, ведь чтобы забыть его, требовалось нечто большее... просто нечто большее, уж не знаю чего именно. Знакомые бутики на первых этажах домов, старый банк, построенный ещё при дедушке герцога, пыльные прилавки с вечно перезрелыми помидорами, потому что лотки всегда смотрят на солнце, и памятник старому Генри, основателю города с более чем трёхсотлетней историей.