– А давайте закажем торт, – предложил он.
Агата и Елисей переглянулись.
– Торт? – уточнил брат, смешно приподняв бровь.
– Торт, – подтвердил юноша. – Должен же у них быть небольшой торт?!
– Наверняка, – ответил Елисей и широко улыбнулся.
Торт, как ни странно, нашелся. Слоеный «Наполеон», украшенный сверху свежей садовой малиной. И ежевикой. Елисей коротко хохотнул и, отрезав большой кусок, предложил его сестре.
Агата с сомнения посмотрела на десерт.
– Слабо? – усмехнулся Елисей.
Девушка тяжело вздохнула и взяла десертную вилку…
А после все тревоги отступили. Сразу стало легко и немного наивно. Как в раннем детстве, когда нет хуже беды, чем разбитые коленки. Они хохотали до слез, уминая «Наполеон» и запивая его крепким кофе. Им было хорошо вместе. Так хорошо, что у Паши вдруг защемило в груди от острого счастья. Такого обманчивого. И потому опасного.
Расправившись с тортом, они расплатились за поздний обед, оставив щедрые чаевые, и направились к марине, чтобы вдоль берега вернуться к замку.
Праздничный вечер уже вступал в права. Нарядно одетые туристы и местные жители неторопливо прогуливались по длинному променаду, время от времени нетерпеливо поглядывая на солнце, которое излишне медленно клонилось к закату.
Агата и Елисей о чем-то негромко беседовали. Пашке быстро надоело прислушиваться к их разговору: он не понимал и половины, а потому юноша отстал и не спеша шел за ними, рассматривая пришвартованные в марине яхты, снова и снова возвращаясь в мыслях к морю.
Его присутствие Павел почувствовал сразу, про себя удивляясь, что не заметил пришвартованный у понтона «Флиппер» раньше.
Янек Берг стоял у причала, облокотившись на ограждение, и смотрел на море. На нем были белые легкие брюки и белый трикотажный джемпер с нашивкой в виде якоря на груди. Светлые волосы мужчины были собраны в аккуратный узел на затылке. Берг курил, лениво выпуская в небо узкие струйки сизого дыма. Почему-то Павел сразу понял, что Янек ждет здесь именно их. И ждет довольно давно. Это было заметно в мелочах – в нетерпеливом постукивании пальцев по перилам; по тому, как Берг то и дело прикусывает щеку. Пашка отметил излишне резкие движения и раздраженные взгляды, которые Ян бросал на часы на руке. А потом мужчина обернулся и замер. И мгновение спустя замерла и Агата. Тихо ойкнув, она вцепилась в руку Елисея, и Пашка отметил, как побелели, но тут же залились густым румянцем ее щеки.
Но Ян уже шел им навстречу уверенным широким шагом. Он протянул руку Елисею, кивнул Пашке и произнес, улыбаясь:
– Вот так неожиданная встреча! Юные Колбецкие, все до одного! Павел, почему ты не сказал, что твоя сестра тоже будет на празднике?
– Он говорил, Ян! – раздался с понтона звонкий голос, от которого спина Паши покрылась мурашками, – но ты никогда не слышишь того, что не хочешь слышать, Янек Берг.
– Алька! – закричал Павел радостно и поспешил к подруге.
– Ну вот! – удовлетворенно произнес Ян и продолжил, – раз все собрались, я задам главный вопрос: какие планы на Янову ночь?
– Быть счастливой, – ответила Агата и улыбнулась.
Глава третья
Он почти не изменился.
За те три года, что они не виделись, великолепный Янек Берг заматерел, стал шире в плечах, бесследно исчезла юношеская гибкость, а светлая щетина на щеках стала гуще.
Но Агата узнала его мгновенно, и глупое девичье сердце забилось что было силы, стоило Яну окинуть ее немного насмешливым, но таким знакомым взглядом синих глаз.
– Какие планы на Янову ночь? – спросил он ее, только ее. И Агата ответила первое, что пришло в голову:
– Быть счастливой!
Он расхохотался в ответ.
О приключениях Паши и Янека Берга Агата, конечно же, была наслышана. Но Берг был не тем человеком, чье имя просто так легко звучало за завтраком, и потому подробностей она не спрашивала. Однако девочку Агата узнала сразу. Худая, скуластая, с колючим нахальным взглядом – Алевтина Ильинская оказалась точно такой, как описывала ее тетя Лиза. Дочь капитана береговой охраны была похожа на угловатого, нескладного паренька, а в ее глазах было столько огня, что Агата невольно позавидовала этой невероятной тяге к жизни. Пашка, увидев свою подругу, мигом расправил плечи и весь засиял, словно начищенный медяк.