Легко соскользнув на землю, я пригнулась. Не знаю, зачем, но мне показалось это правильным. Из тьмы леса, сквозь который лежала дорога, не доносилось ни звука.
Я сидела на корточках до тех пор, пока у меня не затекли ноги, а это произошло очень скоро. Лес хранил гробовое молчание. Ледяной с того времени, как я спешилась, не пошевелился.
Можно было продолжить движение по дороге, оставив коня со всем скарбом, но мне было жалко имущество, ну и коня.
Я встала, подошла к коню спереди и ласково погладила его по морде. Ледяной вздрогнул. Я провела рукой по его шкуре, нашёптывая что-то успокаивающее, нежное. Жеребец как будто отмер: он стал бить копытом и громко дышать.
Через некоторое время он перестал беспокоиться, и я залезла в седло. Легонько тронув его каблуками, заставила его тронуться с места.
Я облегчённо вздохнула: вроде всё обошлось. Но меня не покидало чувство тревоги, которое то усиливалось, то затухало. Я решила не обращать на это внимания, а поскорее добраться до ближайшего селения.
Сначала я почувствовала слабость в ногах, затем в руках. Мысли в голове плыли, а сознание путалось. Чтобы хоть как-то оставаться в сознании, я резко дёрнула головой. Подумав, что отдых был не так и давно, а до заката ещё часа четыре, я попыталась привести мысли в порядок.
Возможно, я съела что-то не то во время привала. Были там ягоды, очень похожие на чернику. А её я очень люблю. Вкус совпал с ожиданием, поэтом я съела штук тридцать, радостно ползая по поляне.
А, может, на меня наложили заклинание? Именно поэтому Ледяной так неожиданно замер и не шевелился, почувствовав чужое недоброе присутствие, пока я его не успокоила.
Может ли так быть, что кто-то узнал, что я из другого мира и захотел воспользоваться моими знаниями?
А что если?…
Мысли роились в голове, причиняя физическую боль. Каждая картинка, представленная в воображении, — будто раскалённый железный прут, который кто-то засунул мне в голову и стал перемешивать мозги.
Чёрное забытье стало моим спасением от этой безумной боли.
— А она крепкая, — хрюкнул грубый мужской голос прямо над моим ухом.
— Да, — протянул второй голос, более приятный, но было чувство, что его владельца я очень заинтересовала, но он не хочет, чтобы это понял хозяин грубого голоса.
— Она сопротивлялась даже после того, как потеряла сознание.
— А от чего она вырубилась-то? Ты вроде никаких заклинаний не читал.
— В том то и дело. Я поражаюсь, как она вынесла ту адскую боль, когда пыталась думать. У меня не получилось пробиться и прочитать её.
Владелец второго голоса засмеялся:
— Всё-таки не смог. Сам же хвастался, что прочтёшь любого. И вот, твоих способностей не хватило даже на девчонку!
За время этого разговора я окончательно пришла в себя: мысли не путались, руки, ноги, и остальное тело не болело. Теперь можно здраво оценить ситуацию.
Судя по всему, я лежала на жёсткой кровати в каком-то доме или комнате, где кроме нас троих никого не было. Тот мужчина с грубым голосом был магом, а второй… даже не представляю.
Так, значит, этот маг зачем-то решил меня прочитать, но я сопротивлялась, поэтому у него ничего не вышло. Что же он хотел узнать? Или я просто под руку подвернулась, когда он решил попрактиковаться?
— А она хороша, — вдруг выдал маг.
— В каком смысле? — удивился второй мужчина. Вот кто читает мои мысли!
— Ну, — замялся тот, — она красивая, вон какую грудь отрастила!
— А ты всё на девичьи прелести заглядываешься? У тебя ведь жена есть. Красавица ещё та.
— Ну да. Только вижу я её редко: постоянно выезжаю на задания Гильдии. Как бы она там не загуляла без мужа-то.
— Она баба хорошая, да и любит тебя. Так что не волнуйся.
— И то, правда, — сразу повеселел маг. — А ты чего? Не понравилась тебе девчонка?
Мужчина вздохнул.
— Понравилась, конечно. Но не хочу её трогать. Чистая она, невинная. Да и слышит уже давно, что мы тут говорим.
Я резко открыла глаза, рывком села и увидела двух мужчин, сидящих на скамейке рядом с моей кроватью. Один был высокий худощавый, с небольшими залысинами, но без седины. Одет он был в просторную мантию грязно-синего цвета, украшенную золотой нитью. Второй был пониже ростом, но крепкий, жилистый и весь натянутый, словно струна. В любой момент он мог сорвать и бросится на противника. На нём была льняная рубашка, поверх которой одета кожаная жилетка из грубой толстой кожи, — от неё жарко, но силу пущенной стрелы немного погасит — льняные же штаны и мягкие кожаные сапоги, в которых можно бесшумно передвигаться. Глаза его были пронзительно голубые, но какие-то мрачные, усталые, безразличные. В углу стояла добротная секира, начищенная до блеска.