Повисла пауза, секретарша задумалась.
— Алло, — наконец послышался ее голос.
— Да, — сказала Марина.
— Следователя Егорова уволили. Всего хорошего?
— Нет. — Марина совсем растерялась. — А где он сейчас может быть?
— Я не обязана этого знать, — раздраженно произнесла секретарша, но потом вдруг смягчилась. — Дать вам его домашний телефон?
— Ой, пожалуйста, — обрадовалась Марина. — Я только карандаш достану.
Она вытряхнула косметичку на полочку рядом с телефоном. Пудреница упала, зеркальце треснуло, а пудра поднялась светлым розовым облачком в кабинке. Марина чихнула, но не обратила на пудреницу внимания. Контурным карандашом на стене кабинки она записала номер Егорова и поблагодарила секретаршу.
— Не за что, — ответила та прежним тоном и бросила трубку не попрощавшись.
Марина набрала записанный на стенке номер и затаила дыхание. На четвертом гудке в трубке отозвался сонный голос Егорова.
— Привет, Егоров, — обрадовалась Марина, — я вас не очень разбудила?
— Нет, не очень. Я и сам собирался вставать. А кто это говорит?
— Не узнаете? Это Марина Белецкая.
Егоров окончательно проснулся и закричал в трубку что есть сил:
— Марина, какое счастье! Я думал, что вы умерли. Вы живы? — Егоров ликовал.
— А как вы думаете?
— А где вы пропадали?
— Послушайте, Егоров, у вас есть машина? — в свою очередь спросила Марина.
— Нет, а что?
— Тогда быстро берите такси и забирайте меня из Шереметьева. Тогда я вам все расскажу.
— А что случилось? — разволновался Егоров. — За вами гонятся?
— А это ускорит ваше прибытие? Тогда считайте, что за мной гонятся. Я жду вас у выхода. Но больше получаса я не выдержу — умру от холода. Вы поняли?
— Да, конечно! Я мигом.
Егоров бросил трубку, а Марина засекла время — девятнадцать ноль-ноль. Небо было такое пасмурное, темное, что казалось, уже поздний вечер.
В девятнадцать тридцать четыре Марина начала злиться. В девятнадцать тридцать семь красные «Жигули» подкатили к выходу из аэровокзала. Из-за руля выскочил Егоров.
— Я машину у соседа выпросил. Мы с соседом иногда вместе на рыбалку ездим. Сказал, что срочное задание, вопрос жизни и смерти. Он еще не знает…
Возбуждение Егорова сменилось тоской.
— Что вас уволили?
— А вы уже знаете?
— Мне секретарь сказала.
— Да… — грустно протянул Егоров, но сразу же отвлекся. — Я вам свитер захватил. У вас такое красивое платье. И вообще вы здорово выглядите. Загорели.
Марина с благодарностью посмотрела в глаза Егорову и натянула теплый уютный свитер. Он пропах запахом костра и сырой рыбы. На мгновение Марину унесло в глухую рыбацкую деревушку, где она была почти счастлива.
— Поехали? — прервал ее воспоминания Егоров.
Марина села на заднее сиденье, и они тронулись.
Всю дорогу они ехали молча. Знакомые очертания родного города, улицы и дома, подернутые серой пеленой дождя, вызывали в Марине странное чувство — точно она не была здесь сто с лишним лет.
Завернувшись в чистую, но неглаженую фланелевую мужскую рубашку и поджав ноги, Марина сидела на узкой тахте в маленькой егоровской кухне. С ее волос, только что вымытых чужим, мужским, остро пахнущим шампунем, бежали холодные капли. Воротник рубашки намок.
Мужчина, который еще месяц назад был следователем прокуратуры, стригся очень коротко, по моде органов внутренних дел. И потому фена в хозяйстве не держал.
Но хозяин включил на малую мощность все конфорки электроплиты, в кухне было тепло и сухо, и Марина не обращала на мокрый воротник никакого внимания.
Она уплетала бутерброды с печеночным паштетом из только что открытых консервов и запивала обжигающим чаем, заваренным чересчур крепко, с мужской беспощадностью к собственному здоровью. Чай был подан в стакане, а стакан поставлен в алюминиевый подстаканник.
Настоящий холостяцкий уют.
— Первым дело, — попросила Марина, — расскажи мне самое удивительное.
— Что ты имеешь в виду? — удивился Егоров.
— Вспомни! Когда ты заходил ко мне и кокетничал с Юлькой…
— Это она со мной кокетничала, — возмутился, покраснев, Егоров.
Марина звонко рассмеялась. Она поняла, что попала в точку.
— Так вот, ты сказал тогда: «Но это еще не самое удивительное». Верно? А Юлька тебя выставила. Неужели ты не помнишь?
— Да прекрасно я помню. У меня вообще феноменальная память. А иначе как бы я работал следователем?
Тут Егоров смутился, вспомнив, что он уже не работает следователем.