— Расскажи же свое самое удивительное, — настаивала Марина, чтобы отвлечь Егорова от грустных мыслей.
— Да, ерунда, — рассеянно произнес бывший следователь. — Теперь уже ничего интересного. В отделении милиции на Гоголевском бульваре еще в апреле была запротоколирована одна находка. Коричневый кожаный портфель на ремне, а в нем десяток маленьких бумажных пакетиков с героином.
— И что же здесь интересного?
— Каждая порция была завернута в листок бумаги и надписана. Фамилия, имя, отчество. Ребята из отделения обрадовались, решили, что накрыли целую шайку. Все имена, как выяснилось, принадлежат студентам одного и того же вуза — Института искусства.
— Именно там я и училась когда-то, — перебила Марина Егорова.
— Я помню. Мало того, все они оказались студентами одной и той же группы третьего курса. Их долго допрашивали на предмет употребления и хранения наркотиков, может быть, даже запугивали. Когда ты уверен, что находишься на верном пути, так легко перешагнуть границу дозволенного.
— Да-да, все мы знаем, как это бывает, — нетерпеливо произнесла Марина. — Не увлекайся лирическими отступлениями, пожалуйста.
— Они хотели узнать, кто же продавец.
— И кто оказался продавцом?
— Подожди, не перебивай. Так вот, их допрашивали. Но сознался только один, да и то — в курении время от времени марихуаны. Девчонки рыдали. Родители и высокопоставленные знакомые родителей звонили начальнику отделения с утра до ночи и угрожали разными неприятностями. Знаешь, чем все кончилось?
— Чем?
— Кому-то из задержанных в конце концов предъявили вещественное доказательство — бумажную обертку с его именем. И он узнал в листке бумаги титульный лист своей институтской контрольной работы. Каково?
— То же произошло и с остальными студентами? — догадалась Марина.
— Вот именно.
— И что же, чересчур ретивых ребят, как ты выражаешься, из отделения подвергли строгим взысканиям? Ведь до этого можно было додуматься очень быстро, чтобы невиновные не пострадали.
— Да ничего страшного, — отмахнулся Егоров, не замечая иронии в голосе Марины, — пару выговоров объявили. Бывают и не такие неприятности.
— Значит, продавец заворачивал свой товар в первую лопавшуюся бумагу. Так?
— Конечно.
— Довольно глупо. — В голове Марины зашевелились подозрения. — Или он очень спешил…
— Именно. Кто спешил?
— Или у него просто натура такая.
— Какая? — Егоров уловил в голосе Марины насмешку и уже готов был обидеться.
— Расположенная к поэтическим жестам.
— Ну и что? — насупленно произнес Егоров.
— Ничего. Значит, можно было установить, у кого именно такая бумага под рукой.
Егорова вернули к его рассказу, и обида тотчас испарилась.
— Можно было установить, но, поскольку из-за вмешательства родственников и прессы разыгрался ужасный скандал, дело как-то спустили на тормозах.
— Удивительные вещи я узнаю о нашей милиции. — Марина откинулась на спинку стула и вздохнула.
Перед глазами у нее встал холодный апрельский день, закончившийся ливнем. Марина разбудила Гошу, заснувшего на лавочке Гоголевского бульвара. Они удирали от пенсионеров, заказывали кофе где-то на Арбате и ушли, так и не дождавшись заказа. Марина вспомнила даже, как выглядел уличный художник, последним собиравший свои картины.
А потом Гоша с перекошенным лицом метался в поисках какого-то портфеля. То есть теперь Марина знала, что портфель был кожаный, коричневый, на длинном ремне.
— Значит, это было в апреле? — задумчиво переспросила Марина.
— Да. А что?
— Если бы твои коллеги с Гоголевского бульвара проявили настойчивость, а вернее, выполнили свой профессиональный долг до конца, Гоша был бы жив. Это могли быть контрольные работы именно по его курсу.
— Я теперь тоже так думаю.
Марина не обратила внимания на реплику Егорова и продолжала тихим печальным голосом:
— Я бы не пряталась в чужом доме и не сидела бы здесь в чужой рубашке. Тебя бы не уволили. Впрочем, может быть, тебя и уволили бы — за что-нибудь другое.
— Во-первых, это мои бывшие коллеги, раз уж меня уволили, — насупился Егоров. — Во-вторых, мы бы тогда не познакомились.
«Вот он и сказал это», — подумала Марина и расхохоталась.
— В жизни все-таки есть светлые стороны. Ты это хочешь сказать?
Егоров тоже засмеялся в ответ. А потом принялся рассказывать Марине, что произошло с тех пор, как они последний раз виделись.
— Когда ты исчезла, майор, мой начальник, затребовал у меня отчет о расследовании. Он был очень возмущен, что тебя не взяли под стражу. Ты — подозреваемая номер один. Это была его первая претензия ко мне. Но когда выяснилось, что тебя невозможно найти, он назвал меня растяпой. Я был уверен, что ты ни при чем. Ты такая…