Выбрать главу

Если Марина собиралась начинать жизнь сначала именно в этой квартире, то ее следовало убрать. Уборка, стирка — в первую очередь вещей Егорова, которые Марина сейчас стаскивала с себя. Бытовые проблемы завладели Мариной и отодвинули на задний план все остальное.

Но для начала она погрелась в горячей воде. Вспомнила свои мечты о собственной ванне в полуразрушенном дворце Джакомо в Венеции. Но страстное желание, как это всегда бывает, утратило свою остроту немедленно по исполнении. Кран смесителя урчал и фыркал в своей назойливой манере, уже позабытой Мариной. Кафельная плитка демонстрировала свои трещины, как нищий — язвы. Да и саму пожелтевшую ванну не мешало бы заменить.

С мыслями о ремонте квартиры в Маринино сознание вторгся искалеченный автомобиль. Конечно, он все еще был на ходу, но возможно, что Марина добралась бы на нем только до первого гаишника.

Одновременно с рихтовкой и покраской хорошо бы заменить тормозные колодки, думала Марина, намыливая мочалку. Даже если Марина не будет обращать внимание на постоянную опасность, которой она себя подвергает, разъезжая с разболтанными тормозами, одно лишь осознание разболтанности, разрухи доставляло Марине муку. Ее мучили скрип паркетных половиц, протекающий смеситель, спущенная петля на новых, только что надетых колготках.

Временами Марине казалось, что она живет в осажденной крепости, пытаясь сопротивляться непрерывному натиску повреждений и поломок со стороны внешнего мира.

Неисправные тормозные колодки были для Марины как раз одной из мелочей, в совокупности способных довести человека до нервного срыва.

Когда Марине случалось возвращаться на своих «колесах» из гостей поздно ночью, визг неисправных тормозов многократно усиливался эхом до такой громкости, что сразу зажигалось несколько тревожных огней в окрестных домах. Звук был таким, словно пять или шесть автомобилей затеяли ночные гонки в городской тесноте, стараясь удрать от милицейского преследования.

Окна зажигались и гасли только через несколько минут после того, как Марина захлопывала и запирала дверцу автомобиля. Ее приводила в ярость мысль о том, что сейчас десяток пар напуганных, неприязненных и заспанных глаз соседей наблюдают за ней, достающей ключи от квартиры на ступеньках подъезда.

Соседское внимание к своей персоне Марину никогда не радовало. В этом случае — тем более. Часто, поднявшись к себе в квартиру, Марина так расстраивалась, что долго потом не могла уснуть. Утром она обычно забывала об этом, а вечером все повторялось по той же схеме.

И все это из-за стертой рабочей поверхности тормозных колодок. В конце концов ее автомобиль заслуживает лучшего обращения.

Зеленое, с тонким травяным запахом мыло то и дело выскальзывало из рук, как живое и капризное существо. Марина барахталась в ванной, пытаясь поймать эту зеленую рыбку. Пена хлопьями падала на пол. Помогла сама вода, приправленная целебной морской солью из фигурной стеклянной бутылки, или эта возня с прыгающим мылом, но Марина развеселилась.

Она с наслаждением представляла, как сладко будет спать сегодня в своей собственной мягкой постели, на чистых, белоснежных простынях. Это настоящий праздник для нее. Праздник возвращения к новой жизни.

Развеселившись, Марина принялась за стирку. Для начала она вывернула карманы испачканных кладбищенской грязью егоровских голубых джинсов, которые бросила на пол в гостиной. Джинсы были великоваты Марине, как и свитер, поэтому она успела накопить в широких карманах много всяких мелочей. Она доставала их по одной.

Упаковка одноразовых носовых платков «Клинекс», почти использованная. Фруктовые жевательные подушечки «Дирол». Жетоны на метро. Пилочка для ногтей, происхождения которой Марина не помнила. Скомканный клочок желтоватой бумаги, в который Егоров обернул мокрые стебли хризантем, когда встречал ее из больницы.

Прошло много времени с тех пор, как Марина скомкала листок на кладбище и сунула в карман, не желая мусорить в общественном месте. Но она так и не догадалась выбросить бумажный комок.

Разбираясь с вещами Егорова, Марина пыталась решить, как ей относиться к странному эпизоду, произошедшему в темной комнате Егорова, на узком скрипучем диване, под его фотографиями в милицейской форме. В этом случае было что-то от стихийного бедствия, которое невозможно предупредить, только переждать.