Древняя, но все еще достаточно крепкая дверь крякнула, но поддалась.
— И всего-то делов… — констатировал Калинин, убирая безотказный инструмент в сумку и переступая порог мастерской.
Притворив за собой дверь, они спустились по трем деревянным ступенькам и оказались в сумрачном помещении. Анемичный свет чахлого февральского дня еле пробивался сквозь пыльные, немытые стекла крохотных окон. Воздух в помещении был спертым.
— А что за вонища? — повел носом Калинин.
— Может, трубу какую в подвале прорвало… — предположил Заботин.
— А свет здесь есть?
— Вчера был, — огляделся Забота. — Что ж мы с ней, в темноте, что ли, сидели… Вон вроде выключатель. А не стремно[34] свет включать?
— А что тут стремного?
— Застукают[35] еще…
— Кто? — Калинин с искренним любопытством посмотрел на своего товарища.
— Ну… я не знаю… менты, например. Или еще кто.
— Вова, — терпеливо, как ребенку, стал втолковывать Калинин. — А мы с тобой кто? Мы-то как раз менты и есть. Забыл? Это чья земля? Наша. Кто еще сюда сунется? А хозяйка объявится, так… мы же это уже обсуждали. Мы здесь потому, что поступил сигнал. Вот и…
— Да, Андрюх… — капитан Забота подошел к выключателю и включил свет. — Это у меня похмелье, скорее всего. Нервическое состояние психики. Со всех сторон измена[36] катит.
— Она!.. — Калинин окинул взглядом стены мастерской, сплошь увешанные живописными полотнами разного размера. — А тут и правда… типа вернисаж[37].
— Я ж тебе говорю, галерейщица она. Картинами банкует[38].
— Ладно, не за тем мы здесь. Где шило?
— Вон там вроде. Там еще одна комната есть.
Они прошли через просторную «залу» и оказались в крохотной комнатке, где стояли громадный, застеленный блеклым покрывалом продавленный диван, небольшой стол и пара ветхих стульев.
— Во! — указал Забота на стол.
Натюрморт, явившийся взгляду на столе, состоял из: ополовиненной трехлитровой банки с чуть желтоватой жидкостью; двух больших бокалов тонкого стекла на ножках и с вензелями; белого, расписанного узорами цвета индиго фаянсового блюда (на котором лежала небольшая кучка вяленых снетков) и грязной, почти целиком заполненной окурками пол-литровой банки.
— Вот тут ты и гулял… — оценивающим взглядом окинул комнатку Калинин.
— Ну да, — кивнул Заботин. — А что? Поди херово?
— Да нет, ничего. Все в цвет. Только вот запах…
— Не обращай внимания, — Заботин осторожно взял трехлитровую банку двумя руками и налил ее содержимое в бокалы тонкого стекла. Затем манерно взял один из бокалов за тонкую ножку и, приглашая Калинина чокнуться, произнес:
— Никогда не откладывай на завтра то, что можешь выпить сегодня.
— Логично, — кивнул Калинин и взял свой бокал.
Тем временем старший лейтенант Николай Моргулис подошел к двери небольшого и убогого кабинета, который был отведен под нужды оперативно-розыскной работы «убойщикам» РУВД и давал приют сразу всем операм этого самого отдела. Отпер ключом дверь и, войдя, застал следующую картину: тот самый хмырь, которого он оставил для дачи письменных показаний по поводу… ну, короче, по поводу всего, в чем тот должен был сознаться, дабы посредством «искреннего признания облегчить свою участь», уронив свою побитую парашей голову на никогда не мытые руки, дрых, гад, прямо на столе, как… как… ну, просто как будто в гости он сюда зашел и засиделся.
— Алле, гараж! — рыкнул с порога Моргулис. — Кончай ночевать, уже нонче…
Хмырь проснулся, поднял голову и, разлепив глаза, удивленно огляделся вокруг:
— А где это я?
— В «Хилтоне», бля… На Беверли Хилз. Штука баксов за ночлег. Устраивает?
— Не… — похмельно заморгал тот глазами. — Не устраивает.
— Иди ты? — Моргулис уселся за стол и подтянул, развернув к себе, листок бумаги, на котором задержанный изложил свою версию событий, за которые был подвергнут временному лишению свободного перемещения в пространстве. — А шо так? Дороговато?
— Не, в том дело, начальник, — потянулся хмырь, угрюмо трезвея и постепенно припоминая, где находится.
— А в чем? — Моргулис стал разбирать каракули, испещрявшие мятый лист не совсем чистой бумаги.
— Да, просто… не нужен нам берег турецкий. И Африка нам не нужна. На своей стороне и говно слаще пахнет. Разве не так?
— Так… наверно, так… — вчитывался в текст Моргулис.
— Ну вот, а ты говоришь… — сладко зевнул хмырь. — Я, почитай, всю ночь не спал с заморочками[39] этими. А чуть под утро прилег — тут ты меня и сконтропупил[40]. Вот я и задремал маненько. Уж извиняй…
36
Измена