Ворвались ребята в складское (оно же и производственное) помещение частного предпринимателя Шпынько без стука. Он такие же точно колбаски, которые они в его торговой точке приобрели, как раз в пластиковый ящик в это время складывал, чтобы в ларек поднести. Ну что говорить… одно слово — беда на его голову свалилась!
Сначала «пацаны» его побили — это уж как водится! — а потом заставили тот самый кусок колбаски с торчащим из него мышиным хвостиком у них на глазах сожрать. А куда тому деваться? Пришлось съесть. Не помирать же смертью лютой, болезненной… Потом пристегнула его братва за одну руку наручниками к трубе и бросила между ног ящик с колбасками. Одна-то рука у него свободна? Вот и жри, гад! А мы на тебя посмотрим. Он ел. Они смотрели. Потом у кого-то одного из «пацанов» в кармане «мобила» запиликала. Он ее к уху поднес, на кнопку нажал, послушал, чего там ему говорят, молча кивнул, «мобилу» выключил и говорит:
— Все, полетели. А ты, — это он к частному предпринимателю обернулся, — чтобы к нашему возвращению вот это все, что в ящике лежит, сожрал. Не сожрешь, закопаем. Мы вернемся, проверим. Веришь мне?
И так это он убедительно сказал, что Шпынько ему сразу поверил.
Ну… перед тем как уехать они, естественно, его еще раз крепко побили. Больше он уже ничего и не помнил.
И вот теперь пришел в себя.
Но рассказывать всю эту историю какому-то незнакомому менту он, разумеется, не собирался.
Еще чего…
— Не по моей это части, — Моргулис достал из кармана ключи от наручников и освободил побитого бедолагу. — Сам небось знаешь, куда по этому поводу стукнуться[64]. Знаешь?
— Чего ж не знать, — растирал тот затекшее запястье.
— Ну и вот. А у меня другой интерес. К тебе мужик вчера рано утром заходил?
— Что за мужик? — Шпынько отряхивал штаны от мусора.
— Мясо, мясо он тебе предлагал. А ты собирался купить. Было такое?
— Ну.
— Что «ну»? Было такое или не было?
— Было, — кивнул Шпынько. — И что?
— А что за мясо-то было? Случаем… не человечина?
— Да ты чего, начальник?! — побелел избитым лицом Шпынько. — Какая человечина? Собачатина голимая[65]. Только очень уж тощая. Куда такая?
— Уверен? — жестко посмотрел на него Моргулис.
— Да что ж я, — Шпынько машинально кивнул на разделочный стол. — Собачатины не знаю, что ли? Он за барана ее хотел втереть[66]. Но я же вижу. Да и запах… Отослал я его.
— И что дальше?
— В смысле?
— Куда ты, интересует меня, его отослал?
— К корейцам, — пожал плечами Шпынько. — Они эту собачатину жрут с удовольствием. Для них это милое дело. Тем более здесь, у нас. Тоскуют они, поэтому любую и скупают. И цех у них, почитай, круглые сутки работает. Туда я его и послал.
— Так, — нахмурился Моргулис. — И где этот корейский цех располагается?
— Тут он, рядом, — указал куда-то за спину предприниматель Шпынько. — Вы трампарк[67] Блохина знаете?
— Знаю, — кивнул Моргулис.
— Ну и вот…
Вплотную к территории трамвайного парка примыкало большое желтое здание, на фасаде которого с прежних времен сохранились каменные ступеньки, ведущие к парадной двери. Раньше здесь была столовая или даже кафе. Но в последние годы дверь эта была заколочена, и помещение бывшей точки общественного питания, судя по заросшим грязью до полной непрозрачности окопным стеклам, казалось заброшенным навсегда. Но в действительности это было не так.
Моргулис — поступая в полном соответствии с полученной им от частного предпринимателя Шпынько информацией — обошел здание вокруг, затем подошел со стороны двора к служебной двери и несколько раз нажал на кнопку звонка.
Дверь ему открыл юноша небольшого роста с восточным разрезом глаз.
— Милиция, — Николай, не раскрывая, показал ему удостоверение. — Старший лейтенант Моргулис. Войти можно? Выяснить мне тут у вас кое-что нужно.
Юноша молча и очень внимательно смотрел на него.
Предполагая, что парень плохо понимает по-русски, Моргулис громко, как глухому, попытался втолковать тому, чего он, собственно, хочет. При этом он помогал себе жестами и коверкал слова, думая, что парню так будет понятнее.
— Моя, — важно ткнул он себя в грудь и вновь достал удостоверение, — милиционера. Вот! Твоя видеть? Моя хотеть туда… топ, топ, топ и эта… говори с кем, кто русская понимай. Яволь?