— Когда ты «потерял» его? — оскалился я. — Ты «потерял» его в письме, которое прислал. Или этого ты тоже не помнишь? — и потому, что меня это достало, я ткнул пальцем ему в грудь. — Ты извинился за то, что ты трус. Ты по-прежнему чёртов трус.
— Лукас, стой, — сказал он, его сильная рука схватила меня за запястье. — Что за письмо?
Глава 11
Джексон
О чём он говорит? Я никогда не писал ему писем.
Лукас пытался оттянуть руку, но моя хватка на его запястье не позволяла ему никуда уйти. Не раньше, чем он ответит на мои вопросы.
— Объясни, — сказал я.
Злобный взгляд, который Лукас бросил в мою сторону, мог бы убить, но за этой злостью была… боль. И он, казалось, был под впечатлением, что это я её оставил.
Я ослабил хватку, пока гложущее чувство в черепе говорило мне, что здесь что-то не совсем так. Он злился, конечно же, но его реакция была более яркой, чем я ожидал. В моём разуме щёлкнула краткая мысль, и я молился Богу, чтобы вывод, к которому я пришёл, был не тем, что произошло на самом деле.
— Лукас, — произнёс я, отпуская его, и он отошёл назад к стойке так, что между нами теперь было пару шагов. — Что, по-твоему, я сделал?
На его лице появилась хмурая улыбка, пока большой палец поглаживал кулон на его шее.
— «Дорогой Лукас», — произнёс он, а затем начал ходить по кухне. — «Мои родители и прислуга говорили мне о твоих продолжающихся визитах, и мне нужно всё прояснить: я не хочу тебя видеть. Ни сейчас, ни когда-либо снова. Что бы, по-твоему, ни произошло между нами, это был плод твоего воображения, и я не хочу ничего больше, чем чтобы ты забыл даже звук моего имени. Ты был ошибкой, о которой я искренне сожалею, и ты теряешь время, приходя сюда. Пожалуйста, больше не связывайся со мной, иначе я буду вынужден вызвать полицию и добиться судебного запрета. Подпись, Джексон», — Лукас фыркнул. — Однако, было мило с твоей стороны оставить это, — он провёл большим пальцем по трискелю, прежде чем спрятать цепочку обратно под майку и снова повернуться лицом ко мне. — Итак. Амнезия волшебным образом уже прошла?
Я не мог дышать. Воздух физически не проходил в мои лёгкие, пока я стоял и с открытым ртом смотрел на Лукаса. То, что он говорил… Чтобы я сделал нечто такое жестокое, было за гранью моих самых диких фантазий. Однако, это было не за гранью фантазий кого-то близкого ко мне.
— О боже, — мне, наконец, удалось втянуть короткий вдох, когда правда обрушилась на меня с большим эффектом, чем штормовой ветер снаружи.
— Нет? Ничего не напоминает? Хмм, тогда мне придётся встряхнуть твою память физической уликой, — Лукас открыл дальний шкафчик и покопался там, прежде чем что-то достать. Он подошёл с жестокой улыбкой на губах, а затем бросил помятый конверт на стойку передо мной. — Вперёд.
Спереди на изношенном конверте было напечатано имя Лукаса, но не было никакой марки или обратного адреса, будто его доставили из рук в руки, а не почтой. Не открывая письма, я знал, что будет внутри, но всё равно потянулся к нему, достал бумагу, которая была скомкана, а затем снова разглажена, так что слова на листе были немного блёклыми на сгибах. Когда я начал читать, от дрожи мои руки слегка тряслись, и мне пришлось использовать обе руки, чтобы прийти в себя.
Чем больше я читал, тем больше подступала тошнота, и когда я дошёл до последней строчки, пришлось перечитать её раз, два, а затем снова, мой мозг отчаянно пытался найти во всём смысл.
— Лукас, я не… Это не моё…
Я не мог выдавить слова, когда осознание того, что действительно произошло столько лет назад, ошеломило меня до предела, меняя всё, что я знал. И когда мой мир перевернулся, и я упал на барный стул, письмо выпало у меня из рук.
Мой отец не потрудился постучать в дверь моей спальни, прежде чем войти. Он никогда не стучался, и я больше не подскакивал, когда дверь распахивалась, и сейчас его высокая фигура заполняла почти все пространство.
— Джекс, смотри, что только что пришло, — сказал он, и гордость в его голосе заставила меня поднять взгляд, отвлекая от разбора бардака в ящике комода. Увидев в его руках большой конверт, я снова сосредоточился на поиске.
— Ну, — произнёс он, махая конвертом передо мной. — Тебе не интересно, приняли ли тебя? Это из Йеля. Давно пора.
— Эм… Я могу уступить честь тебе.
Я чувствовал взгляд его суженных глаз, пока открывал верхний ящик и копался в нём. Не было таких связей, которые мой отец не мог использовать, чтобы устроить меня в школу, которая была его выбором, его альма-матер, так что было бессмысленно открывать этот дурацкий конверт. Он хотел Йель, значит будет Йель. Я уже смирился с этим фактом много лет назад.
— Что это ты делаешь? — спросил он, раздражаясь от отсутствия у меня внимания и восторга, но у меня на уме были более важные вещи. Например, куда исчезла моя цепочка.
— Просто кое-что ищу, — пробормотал я, захлопывая ящик и открывая следующий снизу.
— Кое-что ищешь? — отец помахал конвертом перед моим лицом. — Как насчёт того, чтобы заглянуть в будущее? Сейчас.
Его тон не оставлял места спорам, и я неохотно взял у него толстый конверт и сел на край кровати. Толстые конверты означали одно — добро пожаловать в университетскую жизнь, о, и вот бланки на проживание, список уроков, внеклассных занятий и бла-бла-чёрт-побери-бла.
— Поздравляем, вы были приняты в Йель…
Я даже не дочитал предложение, прежде чем мой отец триумфально вскрикнул и выхватил документ у меня из рук.
— Видишь? Что я тебе говорил? Йелец, прямо как я.
Его глаза сияли, пока он смотрел на письмо, и когда он посмотрел в мою сторону, я попытался улыбнуться, правда попытался, но всё, о чём я мог думать — о чём думал последние две недели — это человек, которого я оставил в Джорджии, которого больше никогда не увижу. Особенно на этом пути в Йель, к которому он не приблизится и под дулом пистолета, хоть его оценок было более чем достаточно, чтобы поступить.
— Что? Ты не рад? Ты этого хотел всю свою жизнь, — сказал моей отец, снова пытаясь привести меня в то же состояние живости, в котором находился сам.
— Это отлично, — сказал я. — Правда.
— Отлично, — повторил он, изогнув губы. — Это всё, что ты можешь сказать? «Это отлично»?
— Ну, это…
— Это более чем «отлично», Джекс. Ты знаешь, как много детей, которые прямо сейчас получают письма с отказом, убили бы за то, чтобы быть на твоём месте?
Не подумав об этом, я потянулся поправить цепочку, которую носил месяцами, но мои пальцы коснулись только воротника майки.
— Прекрати это делать, — рявкнул мой отец. — Так делала твоя мать.
Я уронил руку и оттолкнулся от кровати, направляясь обратно к комоду, чтобы возобновить поиски.
— Привычка. Пару дней назад я потерял свою цепочку и нигде не могу её найти.
— С каких пор ты носишь цепочку? — произнёс он, изгибая губы с отвращением на слове «цепочка». — Их носят только женщины.
— Нет, это скорее кулон на чёрном проводе… мне его… в смысле, я купил его в школе.
Глаза моего отца напоминали уголь, пока он смотрел на меня.
— Что ж. Тогда, уверен, он найдётся.
— Да уж, — а затем, прежде чем смог себя остановить, я спросил: — Это вся почта, которую я получил?
— Чего ещё ты ждал?
Он засунул письмо о принятии обратно в конверт.
Ничего. Я совсем ничего не ждал. Но держался за какой-то глупый клочок надежды, хоть и уехал из Южного Хэйвена внезапно, не оставив Лукасу никаких контактов, что он каким-то образом найдёт путь ко мне. Это была дурацкая мысль, чтобы мы поддерживали связь, что и было причиной, по которой я уехал изначально, но… я скучал по этому парню. Я скучал по своему другу… и по тому, что ещё развилось между нами.
От обнадёженного выражения моего лица губы отца выпрямились.
— На самом деле, есть кое-что, что тебе оставили.
Я оживился.
— Правда?
Он кивнул на мой стол.
— Присядь.
«Присядь» было кодом для «тебе не понравится, что я для тебя приготовил», но я всё равно сел, как было сказано, отодвинув стул от стола и ожидая обрушения бомбы. С тех пор, как я приехал домой, между нами двумя была неловкая дистанция, но ничего не было сказано о том, почему он забрал меня из Южного Хэйвена раньше, а я не смел поднимать эту тему. Глубоко внутри я знал, почему, и то, что на прошлой неделе он не позволил мне подняться на выпускную сцену с моими сверстниками, казалось достаточным наказанием.