— Ты сделаешь всё, чтобы с её головы не упало и волоска, — палочка Лорда исчезла. — Или я найду другого Пожирателя, который побеспокоиться о нашей Золотой девочке, но ты её больше никогда не увидишь.
Ну вот, опять. Он давил на Драко Нарциссой, а теперь прибавилась ещё и Грейнджер. А что оставалось делать? Только повиноваться своему хозяину. Только так жизнь дорогих ему людей будет в безопасности. Одно дело, если ты готов распрощаться со своей собственной и совсем другое — быть в ответе за чужую. И пусть, если за жизнь гриффиндорки Драко был уверен, потому что та станет хранительницей крестража, то за свою мать он уверен быть не мог. Волан-де-Морт без раздумий расправится с неугодными слугами.
— Да, мой Лорд. Я сделаю всё, чтобы она была в безопасности. Клянусь Вам своей жизнью.
— Похвально, похвально.
Боль наконец-то отпустила, и парень смог встать на ноги. Волан-де-Морт стоял всего в нескольких шагах, но его красные зрачки смотрели куда-то вдаль. Гермиона стояла в дверях гостиной и с застывшим ужасом на лице наблюдала за происходящим. Ей было до чёртиков страшно. И это отчётливо читалось в распахнутых глазах. В его любимых глазах. Ему не нужно было много дней и ночей, несчётного количества минут, чтобы полюбить их.
— Драко, проводи нашу пташку к себе.
— Да, мой Лорд.
Он чувствовал её тело, плотно прижатое к себе. На миг показалось, что Гермиона ни живая, ни мертвая. Что это вовсе и не она, а лишь оболочка. Пальцы девушки крепко вцепились в плечо, то ли от холода Мэнора, то ли от пережитого кошмара. Драко хотелось вырвать себе сердце и отдать Гермионе, лишь бы это помогло ей прийти в себя, снова ощутить себя прежней гриффиндоркой.
Это было таким даром — находиться рядом с ней, но в то же время изнуряющей пыткой — видеть, что с ней происходит. Успокаивать Гермиону и укладывать спать стало для него привычкой, хватило одного раза, чтобы ему это понравилось.
Но вот самому спать не хотелось. Было только стойкое желание уснуть и не проснуться, ведь вслед за пробуждением приходило осознание: время на исходе, совсем скоро в ней будет жить кусок обугленной души Тёмного Лорда. Его Гермиона была такой беспомощной и напуганной, а он ничего не мог с этим сделать.
Драко испытывал к ней то, что раньше позволял себе чувствовать только к родным. А какой смысл был в этих чувствах, если они не уберегали никого? Он любил Нарциссу, но она не была в безопасности. Теперь он полюбил Гермиону, и что? Малфой каждый вечер укладывал её спать после истерики и очередного ужаса.
Я сделаю всё, чтобы она была в безопасности.
Это было такой очевидной ложью, что становилось тошно. О какой безопасности Драко мог твердить, если Волан-де-Морт был первым существом во всем мире, которое отрицало безопасность как таковую. Живое воплощение ужаса, ненависти, боли и опасности.
Грейнджер не заслуживала такой судьбы, не заслужила бед, с ней произошедших. Малфой не заметил за своими раздумьями, как в спальне появилась Нарцисса. Миссис Малфой встала позади сына и наблюдала за тем, как он не отрывал взгляда от спящей девушки.
— Поговорим? — тихий голос Нарциссы обратился к Драко. — Пусть она отдыхает.
Он молча вышел за матерью, мысленно пожелав добрых снов Гермионе. Если вообще возможно в её случае видеть добрые сны. Но Драко отчаянно хотелось верить в то, что хотя бы такая роскошь ей позволена — быть счастливой в мире Морфея.
Нарцисса не стала зажигать свет и в полной темноте плавно опустилась за стол. Вот до такого докатилась их жизнь. Общение посреди ночи в ненавистной гостиной, без света. Драко сел напротив матери и с лёгкостью рассмотрел материнские глаза в кромешном мраке Мэнора. Она волновалась.
Нарцисса переживала маленькую смерть каждый раз, стоило ей узнать, что Лорд пытал Драко. Миссис Малфой давно перестала спрашивать его о том, что произошло и за что он был наказан. И Драко так было легче, если их положение можно было назвать лёгким. Эта семья канула в настоящую бездну. Для полной картины не хватало только Люциуса, виновного в несчастьях, что переживает их семья.
— Что случилось? — начала Нарцисса. — Ей стало хуже?
— Она увидела, как я разговариваю с ним. Её это напугало.
— Гермиона никогда не оправится в этом доме. Ей не станет легче, пока Мэнор кишит Пожирателями, пока Лорд пытает неугодных слуг посреди гостиной.
— Что ты предлагаешь?
— Поговори с Лордом о том, чтобы тут больше не появлялись его прихвостни. Если ему так важно, чтобы с девочкой было все хорошо — пусть прогонит их. Меня они не слушают. Сегодня она увидела, как он… — Нарцисса замялась. — … пытает тебя, а завтра увидит, как тут кого-то убивают. Думаешь, это поможет ей восстановиться?
Конечно, мать была права. И Драко не хотел думать о том, что станет, если Гермиона увидит в поместье труп. Всё уже давно ушло на второй план, перед его глазами остались только эта девушка и Нарцисса. Хозяйка Мэнора, в отличии от гриффиндорки, хотя бы не теряла рассудок и твёрдо стояла на своих двух. Драко хотел, чтобы Гермионе стало легче, но он на подсознательном уровне оттягивал этот момент, оберегая каждую минуту, когда она была рядом. Он хотел ей помочь, хотел сделать её жизнь, пусть даже подобие на таковую, чуть лучше.
— Что ты к ней чувствуешь? — Нарцисса не отрывала взгляда от сына. — И не смей сейчас лгать мне, Драко.
— Я не знаю, какое слово сюда лучше подойдет.
Это было правдой. Малфой не знал, что это было: любовь, привязанность, жалость. А вот его сердце знало, что это было всё вместе. Все светлые чувства, на которые он был способен, сплелись воедино и были направлены на гриффиндорку. Она пробуждала всё самое светлое, что могло ещё жить в его израненной душе.
— Он знает?
— Да. И он знает, как этим воспользоваться, — на этих словах Драко еле сдерживал свой гнев. — Он уже высказал, что думает по этому поводу.
— Ты помнишь, как впервые рассказал мне о мисс Грейнджер? — голос Нарциссы наполнился теплотой, возникающей, когда человек погружается в хорошие воспоминания.
— Твои истории о ней всегда вызывали у меня улыбку.
— Не помню, если честно.
— Неудивительно, — леди Малфой звонко засмеялась, что было очень непривычно для стен Мэнора. — Это был твой первый год обучения в Хогвартсе. Ты тогда приехал на Рождественские каникулы и в первый же вечер потратил несколько часов на рассказы «о заучке и зануде Грейнджер», чем не на шутку утомил отца. А потом ты попросил нашего садовника посадить в теплице белые розы. Помнишь?
— Я попросил? Ты ничего не путаешь, мама?
— Нет, я ничего не путаю. Ты подошёл ко мне и прошептал на ухо, что эти розы ассоциируются у тебя с одной знакомой и, когда первые бутоны наконец-то распустились, то ты ещё тише признался, что говорил о мисс Грейнджер. Ты взял с меня слово, что это останется в секрете между нами и Люциус об этом никогда не узнает, — Нарцисса тяжело вздохнула. — А потом ты стал больше времени проводить с отцом и попадать под его влияние. Идеалы погубили твою детскую наивность и искренность. Ты перестал делиться чем-то личным, начал постепенно отдаляться.
В голосе Нарциссы грусти было с головой. Подобные разговоры стали огромной редкостью. Малфой-Мэнор больше не был домом счастливой семьи, он был укрытием для несчастных людей. Ведь никто из Пожирателей, которые каждый день бывали в поместье, не был счастлив. Семейное имение стало пристанищем отвергнутых, одиноких и обозлённых волшебников и ведьм. Однако внезапное откровение леди Малфой заставило вечно хмурого Драко улыбнуться.
Он так давно не вспоминал детство, потому что такие воспоминания сразу же отравлялись смертоносным запахом Войны. И снова Грейнджер стала причиной каких-то давно забытых эмоций. Где-то глубоко под слоем пыли всплыли фрагменты из детства, его первый год в школе.
Ну как? Как можно быть такой всезнайкой, такой надоедливой и правильной?
Драко смотрел на радостных гриффиндорцев, сидящих за своим столом и что-то усердно обсуждавших. И снова все вокруг увлечённо слушали эту девчонку, эту маленькую ведьму Грейнджер. Она опять что-то вычитала и делилась со своими друзьями.