Мелочи, которые он замечал на протяжении всех годов обучения в Хогвартсе, всплывали в голове словно по щелчку пальцев. То, что, казалось, ещё вчера он не знал и знать не мог — теперь было очевидными фактами. Холодные руки Малфоя аккуратно держали запястье Гермионы, а глаза изучающе всматривались в шрам.
— Когда-то ты пыталась научиться ходить на каблуках, потому что считала, что это сделает тебя привлекательнее, — на его лице проскользнула мимолётная улыбка. — Ты носила с собой в сумке пару туфель и надевала их, когда в библиотеке никого не оставалось. Ты думала, что там никого не оставалось. А ещё ты не любишь красный цвет и тебя всегда раздражала школьная форма из-за этого. Ты терпеть не можешь тыквенный сок и кофе, ты любишь чай с мятой и долькой лимона, и без сахара. На третьем курсе ты впервые поцеловалась и тебе этот поцелуй не понравился. Ты тогда несколько вечеров подряд плакала на Астрономической башне, потому что представляла себе этот момент по-другому.
— Слишком много ты знаешь обо мне, для человека, который со мной не общался.
Серые глаза встретились с её карими. Вечно холодная Антарктика и погибающие от пожара тропики. Они были такими разными и непохожими — порой становилось даже смешно. Лев влюбился в овечку. Палач пал перед своей жертвой. И ещё миллион сравнений, которые прекрасно описывали то, что между ними происходило. Возможно, он нашёл бы, что ей сейчас ответить, но внезапно его собственное предплечье загорелось. Чёрная метка Драко, о которой он хотел бы забыть, больно отозвалась. Он вызывает.
— Прости, мне нужно идти, — бесконтрольно губы Малфоя потянулись к отметине на руке Гермионы. — Я постараюсь вернуться, как можно скорее.
— Береги себя, — взгляд снова полон мольбы. — Пожалуйста.
Она протянула дрожащую руку вперёд, желая прикоснуться к нему на прощание, но Драко не позволил. Меньше всего на свете хотелось, чтобы Гермиона касалась его в тот момент, когда он вынужден её оставить. Малфой сдерживал в себе пробирающую дрожь и постарался, как можно побыстрее покинуть пределы гостиной. Он не прощался с ней, потому что боялся. Боялся, что это будет последнее, что сможет ей сказать. Драко всегда так поступал. Даже с Нарциссой: уходил молча, без прощаний.
Пронизывающий февральский ветер дрожью пробирал до костей. Или это был страх? Был ли вообще присущ Драко страх? До определённого времени он считал, что нет. Но теперь, проводя так много времени с Гермионой, он уже сомневался в себе.
Сомневался в своей непоколебимости, в своей силе воли. О какой силе в принципе могла идти речь, если её сломила девчонка? Или просто в ней была заточена намного большая власть над ним, чем у Волан-де-Морта?
— Я вернусь к тебе, Гермиона, — прошептал он себе под нос. — Всегда буду возвращаться.
Через секунду силуэт Малфоя-младшего исчез. Первое, что увидел Драко по прибытию в поместье Лестрейндж — кровь под ногами. Конечно, чего же ещё можно было ожидать от этого места? Создавалось впечатление, что весь дом сверху донизу пропитан кровью. На стенах, мраморных полах и кухонной утвари — всё в багровых пятнах. Даже некогда светлые портьеры большой гостиной были обрамлены в кроваво-красный горошек. Мрак поглощал всё поместье.
Шкафы, стулья, столы, никому ненужные книги и остальные вещи. Темнота еле-еле разбавлялась приглушённым светом настенных светильников. Но даже это не спасало, едкий металлический запах смерти растворял эти жалкие попытки. Это место уже давно нельзя было называть домом или семейным гнёздышком — это склеп, кладбище под крышей, пыточная камера. Что угодно, но не то уютное гнёздышко, в котором Драко любил бывать в детстве.
— Рад видеть тебя, Драко, — мерзкое шипение раздалось в темноте. — Мы с тобой стали редко видеться.
— Мой Лорд, — парень поклонился. — Вы желали меня видеть.
— Да. Как обстоят дела с нашей пташкой? Она готова?
При упоминании Гермионы кулаки сжались, а глаза потемнели. Если бы Драко разговаривал с обычным человеком при таком освещении, то вряд ли эти мелкие изменения в нём были бы подмечены. Но ведь Реддл не был обычным собеседником. Хватило доли секунды, чтобы он распознал в Малфое такое проявление злости.
— Ей нужно ещё время… — он не успел договорить, как почувствовал боль.
Волан-де-Морт бесцеремонно вторгся в его сознание. Красные змеиные глаза рыскали в голове Драко, просматривая на перемотке события последних дней. Тут тебе и бессонные ночи, когда Драко дежурил у её постели. И сорванные белые розы, которые он оставлял на прикроватной тумбе Гермионы. И их последний разговор. И обещание, данное самому себе, что он всегда будет возвращаться к ней.
— Интересно, — заговорил Волан-де-Морт, покидая сознание парня. — Всегда будешь возвращаться к ней?
— Да, — уверенно ответил Драко.
Скрывать было нечего. Он бы мог попытаться скрыть всё это в своем сознании, припрятать в закоулках, шкафах и ящиках, но не стал. Чего ради? Реддл и так уже был в курсе того, что Грейнджер — его слабость, он, итак, уже начал этим пользоваться. Так зачем было растрачивать себя, чтобы скрыть и без того известный факт? В то время, когда ни в чём нельзя быть уверенным, Малфой-младший был уверен в нескольких вещах: Волан-де-Морт не убьёт Гермиону, она нужна ему; он не убьёт Драко, тот был слишком преданным и удобным; он не убьёт Нарциссу, пока хочет, чтобы Драко оставался его слугой.
— Я всегда буду с тобой, Драко, — голос Грейнджер дрожал из-за слёз. — Я всегда приду тебе на помощь. Я всегда буду на твоей стороне, чтобы не случилось. Ты слышишь меня? Всегда.
Её голос барабанил по стенкам сознания, рвался наружу. Слова Гермионы звучали так уверенно и отчётливо, будто бы он слышал всё это утром. Но ведь она ничего подобного ему не говорила. Откуда это взялось? Какое-то неуверенное воспоминание всплывало в голове: она сидит перед ним на коленях, обнимает, целует его руки, плачет и лепечет что-то. Мокрые от слёз волосы спутались и прилипли к лицу. Он слишком слаб, подавлен, а она — сильная. Ситуация в точности, наоборот, как сейчас.
Внутри Драко всё сжалось и напряглось. Это всплывшее воспоминание только ещё больше заставляло его теряться в бардаке, творившемся вокруг. Глядя на парня можно было подумать, что ему абсолютно всё равно. Что его не трогает абсолютно ничего из происходящего. Плевать на то, что он живёт в самом сердце пекла, прислуживает дьяволу и стелет к его ногам дорожку из костей. Из всех присутствующих в гостиной только двое точно знали, что это откровенная ложь, что Драко ломает из-за всего этого. Это был сам Драко и Том Реддл. Точно так же, как эти двое понимали это — они понятия не имели, как всё это взаимосвязано и откуда берётся.
— Времени больше нет, — вновь зашипел Тёмный Лорд. — Мне нужно, чтобы она была готова.
— Мой Лорд… — возразил Драко.
— Круцио! — оборвал его Волан-де-Морт. — Ты, щенок, смеешь перечить мне? Я сказал: времени нет, сейчас же!
Время. Как же он ненавидел это грёбанное время, которое превращалось в тягучую резину, когда тело снова поражало это ненавистное Непростительное. Миг, секунда, час. Драко не понимал, сколько времени прошло и как долго его кровь ещё будет запекаться в жилах, а сердце норовить остановиться. Боль внутри пожирает, не желает отпускать.
Сколько он уже испытывал на своей шкуре это заклятье, но каждый раз, как первый. Серые глаза постепенно превращаются в тёмно-красные из-за полопавшихся сосудов, а бледная кожа рук синеет от проступивших вен. Мозг плавится и судороги пробивают каждый сантиметр тела. И стоило ему только почувствовать малейшее облегчение, как что-то холодное и до омерзения неприятное обвило шею. Нагайна крепко обвилась вокруг Драко, мерзкое шипение набатом отдавало в голову.
— Мне нужна эта девчонка, — голос Волан-де-Морта казался каким-то отдалённым. — Может быть, именно твоё нахождение рядом мешает ей быстрее оправиться? Погостишь несколько дней у тётки, Драко.