Домашний эльф Малфоев доставил новую одежду для Гермионы и продукты, которые помогли девушке поскорее восстановиться. Снейп молча наблюдал и за тем, как эльфийка обходится с гриффиндоркой — с должным уважением и почтением. И дело было не в благосклонности существа к юной мисс. Это та преданность, с которой эльфы служат семьям. В Гермионе видят истинного члена семьи Малфой.
— А где Люциус? — она решилась заговорить.
— Кому-то нужно быть поблизости от Тёмного Лорда, чтобы держать руку на пульсе.
— Профессор, Вы знаете откуда у меня этот шрам? — Гермиона протянула ему руку. — Я не могу отыскать нужное воспоминание в своей голове.
— Вы готовы к правде, мисс Грейнджер? — с непривычной аккуратностью спросил Снейп. — Она больно ранит Вас.
— Да, — ответила так быстро, словно, боится передумать.
— Драко наградил Вас этим подарком.
Из глаз девушки ожидаемо вырвались слёзы. Он предвидел подобную реакцию. Северус мог лишь предполагать, что она чувствует. Не бывает в мире людей, которые способны прочувствовать боль, идентичную боли другого человека. Каждый чувствует её по-разному. Для кого-то она со вкусом битого стекла, а для кого-то — раскалённые угли. Даже он, черствый и грубый профессор, считал, что Гермиона не заслуживала подобных откровений и такой правды.
Днями ранее он слышал разговор крестника и мисс Паркинсон. Они тоже испытывали боль, но совсем иную на вкус. Как казалось самому Снейпу, схожей была только горечь в историях этих детей. И они не заслуживали даже её.
— Я помню, как Беллатриса изуродовала моё предплечье, — тихо прошептала девушка. — Видимо, Драко старался это перекрыть.
— Как много Вы помните?
— Я помню, как попала в ловушку Пожирателей; помню, как Лестрейндж пытала меня; помню, как Драко разговаривал со мной.
— Гермиона, — он совсем растерялся, не зная, как задать тот самый вопрос. — Вы знаете, почему Волан-де-Морт так отчаянно ищет Вас?
— В какой-то момент мои воспоминания обрываются, — голос гриффиндорки дрогнул. — Я боюсь, что это связано с чьей-то смертью.
— Вы хотите спросить что-то у меня?
— Я… — она начала задыхаться. — Мне… Я…
— Тише, — он протянул стакан воды.
Но Гермиона лишь отрицательно замотала головой, продолжая задыхаться. Руки дрожали до такой степени, что сталкивали с маленького столика посуду. Чашки разлетелись на осколки. Северус попытался прикоснуться к плечам девушки, но она подорвалась с места и забилась в угол. Истерика настигла её врасплох, хотя это было вопросом времени. Зельевар догадывался, что внутри её снежным комом летят к чертям самообладание и выдержка. Невозможно вечно вынашивать всё это в себе.
— Выпей, — он вручил ей флакончик с зельем. — Это поможет.
— Как погиб Гарри Поттер? — наконец-то Гермиона задала вопрос, терзавший душу эти дни. — Мои воспоминания обрываются на тёмной гостиной, в которой лежит мёртвый Гарри. И я.
Наверное, он сделал поспешные выводы, когда решил, что тот самый тяжелый ответ для Гермионы это то, что она — крестраж Волан-де-Морта. Северус упустил то, что девушка косвенно стала убийцей своего лучшего друга. Когда-то он считал, что ему плевать на чувства посторонних людей, но сейчас был готов взять свои слова назад. Заплаканные карие глаза смотрят на него в ожидании ответа, пока у него не поворачивался язык.
— Профессор? — с мольбой в голосе повторила Гермиона.
— Ты не виновата в том, что случилось, — тихо ответил мужчина. — У тебя не было выбора.
Точно так же, как и у него. Он мог бы солгать ей и сказать, что не знает или, что Поттера убил Реддл, что не было бы абсолютной ложью. Но, что потом будет делать Грейнджер, которая всё-таки вспомнит всю правду? Полагаться на то, что этого не случиться? Где-то со стороны на него смотрели те самые глаза, которые всё ещё снились по ночам и одобрительно кивают.
— Ты лишь сделала выбор, который он требовал от тебя, — продолжил Северус. — Ты предлагала ему свою жизнь взамен на жизни Драко и Поттера, но он не принял её. Ты нужна была ему жива.
— Я его убила… — с уст сорвалось тяжёлое осознание. — Я…
— Нет, Гермиона. Ты не убивала, ты лишь сделала ход, который ему нужен был.
— Я убила Гарри! Я убила его! Я!
Флакончик с зельем отлетел в стену, оставив пятнышко на мраморной кладке. В который раз точно так же разбилось и её сердце. Северус схватил девушку за руки и крепко прижал к себе, чтобы та хоть немного успокоилась. Чувство, что её боль проникает под его кожу — ослабляло. Никогда прежде профессор не чувствовал такого сильно всплеска магии от столь юной ведьмы. Ослабленная физически — она довольно сильная. Её магический потенциал силён с рождения, а теперь ещё и усилился крестражем, который она же сама и возродила в себе. Волан-де-Морт не прогадал, когда выбрал её в качестве нового сосуда для осколка своей чёрной души.
Чувствуя содрогающееся тело Гермионы, к Северусу пришло последнее важное осознание. Гриффиндорка и есть ключ к победе над Реддлом. Она — крестраж. Она — последний крестраж. Её смерть станет смертью Тёмного Лорда.
— Ты крестраж, Гермиона, — чётко проговорил мужчина. — Он заставил убить тебя Поттера, чтобы пересадить в тебя крестраж. Ты нужна была ему сломленной. Он рассчитывал, что ты навсегда останешься его золотой пташкой. Сломленной золотой пташкой.
— Что? — очередная доза ядовитой правды отравила её снова. — Что Вы сказали?
— Ты — последний крестраж Тома Реддла, поэтому он так отчаянно ищет тебя. Поэтому медленно сходит с ума, считая, что ты могла погибнуть.
— Последний?
— Да.
— Это значит… — и снова она начала задыхаться.
Снейп понимал, что поступает отвратительно. Он вывернул слишком много откровений на хрупкие плечи девушки, но тянуть нельзя было. Чем дольше он растягивал бы этот рассказ, тем тяжелее ей было бы. Сейчас не то время, когда они могли бы позволить себе подобную роскошь, как перерывы на отдых. Времени оставалось мало. А выход был всего один.
— Это значит, что я должна умереть, чтобы умер и Волан-де-Морт, — отчётливо произнесла Гермиона. — Я — его спасение, я — его смерть.
— Нет, — Драко стоял за спиной крёстного.
========== Глава 18. Герой и злодей. ==========
Семейный склеп Малфоев. Июнь, 2002
Она смотрела на него, продолжая находиться в объятиях Северуса. Сколько они не виделись? Теперь казалось, что много жизней прошло прежде, чем Гермиона смотрела на Драко глазами, которые помнят его. Хватка профессора ослабла, выпуская девушку из рук. Ноги дрожали, ей не удалось и шага сделать. Расстояние в метр превратилось в настоящую пропасть.
— Гермиона, — он наконец-то сорвался с места, прижимая к себе девушку. — Гермиона! Ты жива. Жива.
— Драко, — она вдохнула запах мантии парня.
Ничто не заставит их забыть этот июнь. Теперь, июнь — это Драко. Никакие солнечные лучи не согревали её сильнее, чем его объятия. Никакие самые прочные стены семейного склепа не предавали такого чувства защищённости, как он. В голове смешалось так много мыслей, пока в душе образовалось торнадо чувств.
— Я люблю тебя, — холодные пальцы Драко прикоснулись к заплаканному лицу. — Всегда.
— Всегда.
Перед глазами всплыли странные сновидения и кошмары. Никому не удалость стереть Малфоя с её сердца даже при помощи Обливиэйта. Никакая сила во всём мире не была способна разрушить чары любви. Было так больно, но они продолжали бежать друг к другу по битому стеклу. Рядом с ним бесконечно хотелось дышать, а не утопать в том дерьме, в которое превратилась её жизнь.
Все вокруг думали, что они упадут. И они, действительно, были готовы разбиваться раз за разом, но продолжали держать друг друга за руку. Это не любовь, это нечто большее. Они готовы сойти с ума; превратиться в океан; коснуться солнца, что угодно. Что угодно, чтобы подарить жизнь их чувствам.