— Драко…
— Не смей! — он отскочил от неё, не позволив к себе прикоснуться. — Не смей меня касаться вот так! И смотреть на меня такими глазами. Не заставляй меня верить в то, что это в последний раз.
— Значит, так правильно.
— Прекрати нести чушь! Прекрати говорить, как хорошенькая героиня очередного романа. Не будь героем, Грейнджер, — он швырнул мантию в стену. — Какого хрена ты рвёшься пожертвовать собой ради тех людей, которые плевать на тебя хотели? Никого из тех, кем бы ты дорожила — в живых не осталось, так уйми в себе это желание сдохнуть.
— Ты остался у меня.
— Мне не нужны такие жертвы, разве ты этого не понимаешь? Мне нужна ты, и только, — Драко опустился на колени перед ней. — Сколько раз я так падал перед тобой? А ты предлагаешь мне так в следующий раз упасть на твоей могиле? Или, может быть, ты себе присмотрела местечко, рядом с моими родственниками, в этом же склепе?
— Меня у тебя не будет, если Реддл останется живым. Он упрячет меня от посторонних глаз, словно, самый драгоценный камень. Мы не можем позволить ему оставаться живым, если есть возможность убить этого ублюдка.
— Я могу позволить ему жить. Пусть живёт хоть тысячи лет, лишь бы твоё сердце билось.
— Так нельзя…
— Нельзя? Ты ещё скажи мне, что так неправильно!
— Прекрати, Драко. Достаточно! Мы уже не маленькие дети! Давно нет. Если ты отказываешься мне помочь — я буду вынуждена обратиться за помощью к другому человеку.
— Обречёшь на смерть невинного?
— Что?
— Любой, кто посмеет пальцем к тебе прикоснуться — покойник. Помнишь, как ты говорила мне, что мечта достойна любых свеч? Ты — моя мечта, Гермиона. Если кто-то посягнёт на моё — ему не жить.
— Ты согласен сберечь жизнь Волан-де-Морту, но при этом убить любого, кто поможет покончить с ним? — она смотрела на него с непониманием, словно, не узнавала в нём прежнего Драко. — Это абсурд.
— Я не герой. Я не собираюсь жертвовать тобой, ради этого гнилого мира. Я пожертвую всеми ими, ради тебя одной.
Он достал палочку и легко взмахнул ею. У ног девушки образовалась целая охапка белых роз. Тех самых белых роз, которые Малфой ей дарил. Всегда. Гермиона опустилась на нежные бутоны любимых цветов, дотрагиваясь холодными пальцами лица Драко. Его серые глаза смотрели в душу, затрагивали самое сердце.
— Прости, Драко. Я не та хорошенькая девочка из книг, — она резко вырвала палочку из рук парня. — Империо. Сиди смирно.
— Нет, Грейнджер! — зарычал Малфой. — Ты ведь не сделаешь этого! Ты так не поступишь со мной.
Рука дрожала, держа палочку. Гермиона так давно не чувствовала волшебное древко в пальцах, что почувствовала странную эйфорию. Она понимала, что смогла совладать с палочкой другого волшебника благодаря крестражу внутри, который желал проявить себя. Магический ресурс слишком долго накапливался в жилах гриффиндорки и выстреливал с более сильной отдачей, нежели обычно. В жилах зашевелилась сила, которую девушка так давно не ощущала. Приятное тепло поражало до кончиков пальцев.
— Я отдам тебе палочку и ты убьёшь меня, Драко Малфой, а потом сообщишь об этом Северусу и отцу.
Серые глаза были наполнены гневом, злостью и ненавистью. Гермиона понимала, что он не ожидал столь грязной игры от неё. Это не в стиле гриффиндорки. Но ещё не в её стиле — проигрывать.
— Быть счастливой — это решение, Драко. Я приняла это решение давно, потому что давно люблю тебя. Я берегла тебя внутри своей разбитой души, но я не знаю, кто за нас всё решил, — глаза щипало от слёз. — Я прошу тебя постараться меня простить после всего этого. Простить и попытаться понять.
Она бежит за ним. Босые ноги намокли из-за утренней росы. Звонкий смех расплывается по всей поляне, а в руках у неё целая охапка белых роз. Драко останавливается и раскрывает объятия для своей гриффиндорки. Они валятся с ног и жмурятся от солнца. Чувствуют дыхание и сердцебиение друг друга. Парень начинает щекотать девушку и та выпускает цветы из рук.
— Ты красивая, Грейнджер, — он целует костяшки её рук. — Я хотел бы поднять нашу любовь к солнцу.
— Зачем она ему сдалась?
— Чтобы небо перестало с таким интересом наблюдать за нами.
— Мы под его защитой.
— Я всегда буду защищать тебя, Гермиона. Я влюблён в тебя навеки.
========== Глава 19. Связующий. ==========
Где-то около деревни Насыпное Нагорье. Июнь, 2002
Он перемещался уже в который раз за последние сутки. О сне и еде вообще речи не было. Времени очень мало и на отдых нельзя было останавливаться. Тео стучал в очередные двери, позабыв о том, что сейчас ночь. Рука была сжата в кулак и с каждым ударом стук становился громче.
— Открывай, сукин сын! — вскрикнул Теодор. — Открывай!
Секундное затишье. Парень задержал дыхание и услышал заветное шуршание за хлипкой деревянной дверью. Скрип и в проёме появился старик. В лунном свете виднелись его седые волосы и борода. В нос ударил резкий запах трав и настоек.
— И тебе здравствуй, — прохрипел мужчина. — Давно не виделись.
— Ты знаешь за чем я пришёл, — Теодор кипел от гнева из-за неуместных приветствий. — Не вынуждай меня!
— В тебе так много злости, внучок, — усмехнулся старик. — Зайдёшь?
Правая рука потянулась за палочкой, пока на лице отражалась ярость. Тео видел своего деда много лет назад и ничем хорошим эта встреча не закончилась. Кантанкерус Нотт был тем волшебником, который когда-то выбрал нейтралитет в Первой Магической Войне. И пока многие считали его старым отшельником, то старик мог составить конкуренцию самому Тёмному Лорду. Автор «Справочника чистокровных волшебников» так же стал тем человеком, который разгадал секрет Чёрной Метки.
Теодор когда-то решил обратиться к деду, чтобы тот помог отцу избавиться от отметки на руке, но он захлопнул дверь перед внуком. Кантанкерус принял нейтральную позицию не только не поле боя, но и в собственной семье. И Тео поклялся себе, что никогда больше не постучится в эту дверь, но зарекаться нельзя. Человек, который вернул парня к жизни, сейчас был в беде. Жизнь Гермионы висела на волоске и он был готов переступить через себя.
— Нет. Мне нужен твой дневник.
— Ты не найдёшь там ответов, Теодор. Там ничего нет о крестражах.
— Откуда ты…
— Я занимался метками, родовой магией и немножко легилименцией.
Верить деду у него не было оснований. Но и не доверять так же. Кантанкерус не любил своего сына, но довольно благосклонно относился к внуку, несмотря на их громкие встречи. Тео не подгонял старика, но терпение уже было не пределе. Он тянул время, которого нет.
— Тогда ты знаешь, что мне нужно. Я не могу допустить, чтобы эта девушка умерла.
— Не могу ничем тебе помочь. Она выживет лишь в том случае, если продолжит оставаться его крестражом.
— Ты лжёшь мне, старый, — рявкнул в ответ Тео. — Не бывает безвыходных ситуаций.
— Я и не говорил, что ситуация безвыходная. Эта девчонка готова пожертвовать собой, так почему ты не позволишь ей этого сделать? Одна несчастная душонка против благополучия всего мира.
— Заткнись! — он ухватил деда за ворот рубашки и занёс кулак над его лицом. — Не смей! Ты не помог мне уберечь родителей и я сдался, но в этот раз я справлюсь без твоей помощи. Я — не тот пятнадцатилетний мальчик, который не знал, что делать, если отвергают родные люди. Она — мой родной человек!
— Что ты говоришь? — он злорадно усмехался. — Настолько родной, что ты нагрянул ко мне посреди ночи?
— Как мне ей помочь?
— Никак. Она либо живёт с этой дрянью внутри, либо умирает.
— Нет! — он ударил Кантанкеруса в нос. — Она будет жить! Жить без этой херни!
Град ударов обрушился на старика. Вся ненависть, которую Тео вынашивал в себе многие года, выплёскивалась в виде нанесений кровавых отметин на лицо Кантанкеруса.