- Что ж, - объявил тощий и страдающий насморком глашатай, обводя нас с королевским рыцарем взглядом грустных серых глаз. Ему, как и всякому разумному человеку цивилизованной страны, претило мое самоубийство. - Поединок чести, до смерти одного из противников, оружие меч, доспехов нет, всякая магия запрещается. Готовы ли...
Мы с рыцарем синхронно кивнули. Он сорвал свой шлем и начал разоблачаться с помощью оруженосца.
- Что вы хотите сказать, господин? - спросил грустный глашатай, увидев мое лицо.
Бриам, которого я взял в качестве сопровождающего, вздохнул и, выйдя вперед, поклонился в сторону Ее Высочества.
- В знак уважения к нашей потере, - громко сказал он, - и потому что этот поединок будет освящен для всех родившихся в наших краях на столетие вперед... Мы просим Ее Высочество благословить обоих воинов. И того, кто бьется за правду, и того, кто за честь.
Ропот прошел по полю, как порыв ветра, качнувшего траву. Глашатай посмотрел на нас еще более грустно, и отступил назад. Мы не слышали, что говорилось там, в центре молчаливого строя. Но девушка подала руку телохранителям, сошла с повозки и оказалась рядом с нами.
Она была маленькая для своих шестнадцати, почти коротышка. Одета как мужчина, на женской фигуре форма слегка топорщится: никто не стал ее перешивать. Гладкие темные волосы, собранные в хвост, овальное лицо с большими глазами, словно удивленными, ровные тоненькие брови, какой-то совершенно детский нос, губы, слегка озадаченные. И маленькие уши, оттопыренные чуть больше, чем следует.
Рыцарь рухнул на колено, не закончив развязывать тесемки, брякнув своим железом. Я стоял на секунду больше, чем нужно, показывая, что для меня это не наследная принцесса, а просто девушка из чужих краев. Затем опустился. Телохранители отступили в стороны, зорко оглядывая толпу. Стояла непривычно-дикая тишина. Мы с рыцарем подняли головы. Принцесса смотрела на нас, пока глашатай представлял ее со всеми титулами и подробностями.
Что-то сказав своему рыцарю одними глазами, она повернулась ко мне.
- Лорд Ива, - произнесла она, голосом твердым и старательным, а потому еще более детским, чем даже эти беззащитные, открытые уши. - Зная а вас, как о человеке стальных принципов и чести в высшем ее проявлении, я не осмеливаюсь попросить вас сдаться без поединка. Но, Лорд Ива... благословить вас на самоубийство я тоже не могу. Здесь... и сейчас... я могу лишь восхищаться вами. И скорбеть за вас.
Нечто искреннее и доброе было в ее открытом навстречу ветру лице - она казалась очень, очень нежной. Я ощутил вдруг, что все это было сказано не ради долга или этикета. И даже не для того, чтобы понравиться будущим подданным. Остальные тоже поверили - толпа шумела, передавая стоящим сзади ее слова. Я моргнул и опустил взгляд, чтобы дать себе время передумать.
- Значит ли это, что вы подошли к нам ощутить во всей полноте чувство скорби и вины? - тихо спросил я, не мигая. Не передумал.
Лицо ее неуловимо потемнело. Рыцарь скрипнул кожаной перчаткой, сжимая кулак. Похоже, принцессу тоже очень любили среди своих.
- Порой, - так же тихо ответила мне девушка, - собственное благо и даже благо своего маленького баронства не может сравниться с благом большего количества людей. Не из-за их числа. А потому что так надо. Как в вашем случае, Лорд Ива. Вы собираетесь драться за то, что не имеет смысла и ценности. Ваша свобода абстрактна, и уже через год все ваши подданные поймут, что лучше быть верными вассалами королевства. И если я не сумею убедить вас, вы просто погибнете... бесцельно.
- Ива! - надрывно крикнули из толпы, безуспешно пытавшейся расслышать нашу беседу. - К черту свободу! Не дерись!
Секунду спустя пятнадцать тысяч человек орали, как бешеные, и в этом гвалте ничего нельзя было разобрать, кроме того, что большинство, в общем-то, считает точно так же.
Мы с принцессой были единственными, кто не повернулись на этот голос и не обратили внимание на вопли толпы. Мы продолжали смотреть друг другу в глаза. Я - потому что отворачиваться от говорящей с тобой принцессы не позволено, а эта чужая девушка, кажется, была достойна своего звания. Она - потому что искала внутренний отклик на сказанные слова.
Тем не менее, я прекрасно слышал все эти крики. И сделать то, что собирался, было теперь гораздо тяжелее. Гнусно сознательно ранить любовь тех, кто тебе предан, и нужно быть низким человеком, чтобы пойти на это.
- Что ж, - я опустил взгляд. Затем поднялся, встретился с ее лицом, теперь уже глядя сверху. Ожидание проступило сквозь сдержанность, два карих глаза тихо сияли звездным светом.