Впрочем, спутники Акета — тоже плывут на корабле. И тоже — высаживаются на острове. То есть: спутники Акета — не первую жизнь живущие. Но! Этого мало — жить не первую жизнь. Мало для обретения бессмертия. На примере спутников Акета видно, что можно прожить одну жизнь, две, несколько. И даже сохранить сознание о пребывании на островах (о прошлых жизнях). И погибнуть. Если поступишь неправильно. У них, у спутников, — меньше знаний, чем у Акета. В этой истории подчёркивается, что — именно Акет управляет кораблём. Что именно Акет выучился навигации по звёздам. И что Акет — старший на этом корабле. То есть видение Акета — превосходит видение его спутников. Поэтому, должно быть, Акет знает, где найти воду (и делится этими знаниями со своими товарищами). Поэтому, видимо, и на холм он забирается, чтобы узнать о погоде, потому что никто из его окружения такого рода знанием не обладает.
Спутники Акета, хотя тоже высаживаются на острове (то есть: живут не первую земную жизнь), отличаются от Акета тем, что не обладают достаточным видением, чтобы поступать правильно. Спутники Акета — не узнали божества, Вакха; поступили с ним плохо; обманули его; чуть не убили Акета, заступившегося за Вакха. Поэтому — гибнут. Тут оговорка: они не вполне гибнут. Вакх превращает их — в морские существа. Но гибнут в том смысле, что путь бессмертия становится для них закрыт. Они теперь, думается, не скоро высадятся на острове. Их судьба теперь — плавать в море (пока, вероятно, каким-нибудь чудом какой-нибудь герой кого-нибудь из них не расколдует).
И попутно хочется отметить: насколько же история Акета похожа на историю Синдбада-Морехода! Спутники Синбада нашли яйца птицы Рух (судьбы), разбили и съели. Синбад умолял их этого не делать. В результате — те погибли. А Синбад — путешествовал дальше.
И небольшой вывод из этой истории: если человек намеревается становиться бессмертным, ему нужен корабль. Нужно строить корабль. Учиться передвигаться по морю, ориентироваться по звёздам. И — поступать правильно: узнать бога (когда доведётся с ним столкнуться), заступиться за него. Тогда есть шанс.
ИСТОРИЯ НАРЦИССА.
История Нарцисса весьма впечатлила меня. До недавнего времени я думал, что история Нарцисса — это история человека, влюблённого в себя. Есть же даже термин — нарциссизм. Имя стало нарицательным. И подразумевает крайную степень себялюбия.
А оказалось, что история совсем не об этом. Оговорка: об этом, конечно, тоже. Но история этим, на мой взгляд, не исчерпывается. На мой взгляд, есть в этой истории — ценное зерно. И весьма, мне кажется, — ценное.
Попутно хочу отметить, с какой обстоятельностью Овидий рассказывает эту историю. Как подробно! Я очень впечатлён.
Хочу отметить, что характеризуя источник, ручей, в который смотрелся Нарцисс, Овидий подчёркивает, что ни звери, ни птицы, ни человек раньше из этого источника не пили. Это был — совершенно незамутнённый источник. И говорится даже — что листья с деревьев, которые его окружали, ни разу не падали на его поверхность. Ни разу его не замутили. Вот насколько он был чистым!
А какой из этого обстоятельсва вывод? А такой, что это источник — не физической природы. Это — не земное место. Нет места на земле, где бы ни проходили звери, где бы ни пролетали птицы, где бы лист ни слетал с дерева, где ни опускался бы на поверхность воды.
Итак, перед нами — аллегория. Вот этим обстоятельством, что никто к источнику такого рода раньше не приходил, определяется, что перед нами — аллегория. А это значит, что нужно не спешить с оценкой Нарцисса. Нужно не спешить осуждать его за себялюбие. Тут речь — о другом.
Я назову этого красавца, которого разглядывал Нарцисс и с которым никак не мог соединиться. Это — духовная сущность человека. Это — внутреннее 'Я'. Это — наше отражение. Оно же — наша основа. Это — наш внутренний стержень. Наша сущность. И что же это такое?
Немногие подходят к этому чистому источнику. Немногие заглядывают в него. Некоторые вовек этого источника не найдут. Проживут жизнь. И за целую жизнь никогда себя не спросят: «кто я?»
Например, я, Андрей Велигжанин, сижу за компьютером. Набираю текст. Вижу свои руки на клавиатуре. Но кто я? Я — эти руки? Я — этот человек, который набирает этот текст? Безусловно. Но только ли он? Я могу похлопать этого человека по плечам. Себя самого. Но только ли эта физическая сущность является мной? Разве 'я' — только эти руки, плечи и всё остальное? Кто я? И где я? Когда мои плечи и руки будут принадлежать трупу, где буду я? Исчезну? Или останусь?
Немногие задают себе эти вопросы. Немногие задумываются над тем, что их оживляет. Что составляет основу их жизни. А те, кто задаёт себе такие вопросы (как Нарцисс), не сразу могут обнаружить себя. Жизни может не хватить для того, чтобы осознать свою духовную сущность. Обнаружить её. И обнять себя. То есть: я могу, конечно, сейчас обнять себя за плечи. Обнять того, кто набирает текст на клавиатуре. Но он (тот-который-набирает) ещё не весь 'я'. А тот-кто-я-есть, — его пока я не вижу. Вижу — что он есть. Вижу — что это я и есть. Но кто он? И где он? Сказать пока не могу. И обнять 'его' (себя самого, внутренную свою сущность) тоже не могу.
Вот в чём состоит настоящая трагедия Нарцисса — он заглянул в себя, увидел свою духовную сущность. А понять её до конца; разобраться с тем, что она (духовная сущность) из себя представляет, — не в состоянии. Не может понять до конца — кто он есть. Не может осознать Загадку Жизни. И так и умирает — не разобравшись.
Ну так в таком случае, при такой постановке вопроса эта история, история Нарцисса, — чуть ли ни о каждом первом живущем человеке.
Причём же здесь нарциссизм и себялюбие, спрашивается?
(Хотя, конечно, нарциссизм и себялюбие — это зло. И мы, безусловно, вынесем им общественное порицание).