Сам не знаю, на кой мне этот Голубков сдался?! Зачем к нему таскаюсь? Почему общение с ним больше не вызывает негатива? Он немного изменился. А у меня никогда друзей-то не было. В первых классах только с пацанами по гаражам прыгали, а потом разошлись пути-дороги. Так что я привык быть один, то есть с книжками, гонками и героями с магией и мечами. У меня других увлечений-то никогда толком не было.
Сейчас ловлю себя на мысли, что к обжешнику меня даже тянет. Вот вроде и не так уж с ним весело, но и уходить от него неохота. Он и переночевать предлагал как-то, но я не согласился. У меня как бы есть, где жить.
Сергей Вениаминович вскоре явился в школу, пришлось наверстывать упущенное. Он теперь стал более уверенным в себе, перед классом не робел. А мне ставил только «отлично» и к доске не вызывал. Всем задал писать реферат. И мне дал тему, а после урока подозвал к себе, попросил задержаться, и когда мои одноклассники покинули кабинет, сказал, что сам за меня реферат напишет, а мне его только прочесть останется. В общем, внимание его меня уже не пугало, напротив, нужно было пользоваться хоть чем-то.
***
Каждый может сказать, что от въедливых одноклассников ничего не укроется. Вот не замечали тебя, пустое место, но малейшее отклонение от привычного заставляет их становиться в стойку охотничьей собаки при исполнении служебного долга.
Я иду с уроков. Курилка в углу школьного двора полна ребятами из моего класса. Дымят, переговариваются, девки виснут на парнях. Все, как обычно. Как обычно иду мимо них, но меня окликают. Настойчиво так. Подхожу. Руки в карманы. На меня смотрят с любопытством. Суриков, лидер класса, выдыхает мне в лицо сигаретный дым. Я не курю, мне противно, но держусь как на параде.
- Слышь, Валентино, — Суриков сплевывает себе под ноги. — А че это Вениаминыч тебя так выделяет, а? Что у тебя с ним? — он гадко усмехается. — Ты у него на хорошем счету, не то что мы. Хотя тебе хвастаться особо нечем.
- Да ничего, — отвечаю я, пожимая плечами.
- А если по чесноку? Не, вы оба, конечно, странные…
- Навещал я его во время болезни, — резко прерываю я Сурикова, — по поручению бабушки и классной нашей. Он же в соседнем доме со мной живет.
Про классную специально говорю, чтобы не докапывались сильно. Не собираюсь никому ничего объяснять.
- Вот и благодарит меня так, — заканчиваю я. — Это уж его дело.
Суриков смотрит с недоверием. Затягивается глубоко.
- Ой, это как у меня! — пищит Людка Иванова. — Когда я в девятом внучку химозы на курсы инглиша провожала она мне зачёт просто так поставила. А если бы не это, то не сдала бы. Все продается, все покупается!
И тут все от меня отвлекаются и начинают гадать, кому из учителей надо с собакой погулять, кому обои поклеить, кому ещё что. Под это дело я быстро сваливаю.
Глава 5.
Сергей Вениаминович зовёт меня к себе наряжать ёлку. Да, скоро праздник, который принято считать самым волшебным. Я уже не вспомню, когда последний раз вешал игрушки на колючие ветви. Наверное, в далёком детстве. Сейчас мне все это неинтересно. Бабуля шутит, что мы с ней поменялись местами. Что это я старик. Бабушка режет оливье, покупает шампанское, печет пирожки… Я все это накладываю в тарелку и дую в свою комнату, где просиживаю за монитором. Да, это уже который год подряд. Ровесники веселятся как могут, едут «на юга» с предками, а я вот такой домосед-социопат.
Пришёл к обжешнику, как обещал. У него пиво, сушеные кальмары. Комната завалена гирляндами и стеклянными шарами в коробочках. Мы пьем пиво, вешаем шарики, распутываем гирлянды. Сергей Вениаминович хочет повесить одну на окно, чтобы с улицы было красиво. Мне все равно, но почему-то начинаю заражаться его задором. Хохочу, бегаю вокруг искусственной ёлки, пытаюсь плеснуть пивом в учителя. Он обматывает шею блестящей мишурой будто это боа и изображает какую-то актрису немого черно-белого кино.
Ель наряжена с грехом пополам. Один шарик разбился, ну да хрен с ним. Со стороны стены дерево вообще лысо. Сойдёт!