Часть первая: «Зима тревоги нашей»
Эпиграф к роману:
'Though the mills of God grind slowly;
Yet they grind exceeding small;
Though with patience He stands waiting,
With exactness grinds He all'
Henry Wadsworth Longfellow
'Медлят жернова Господни ,
Да мелка идёт мука;
Велико Его терпенье,
Но тверда Его рука'
Генри У. Лонгфелло
Перевод Аркадия Кабалкина
Эпиграф к первой части:
'Мельница Бога
Очень хороша…'
Г. У. Лонгфелло
Глава 1
Маргарита
Толпа хлынула в стороны, стоило мне лишь показаться на верхней ступеньке парадной лестницы нашего Универа. Молча и страшно, как сорвавшаяся с гор лавина, спокойно и методично, как ледокол, проламывающий арктические льды, я следовала на выход. Видимо, что-то такое было в лице, что бессменно дежурящий в последнее время Николаич сам бросился открывать мне тяжелую дверь нашей обители знаний.
Ступив на крыльцо, глубоко вдохнула морозный воздух. Подняла лицо к небу, с которого, как и всегда в это время, дружно сыпались мелкие снежинки.
Зло выдохнула.
Спустилось по ступенькам и остановилась у декоративного ограждения тротуара.
Я немного, я чуть-чуть, мне просто перевести дух.
Внутри плескались ярость и боль. Эмоции клокотали разбуженным вулканом и грозились вот-вот выплеснуться, но вся эта масса негатива еще удерживалась внутри неимоверными душевными усилиями.
Я стояла на морозе уже минут пятнадцать и чувствовала, как с каждым глубоким вдохом леденеют дыхательные пути, и вся мешанина чувств внутри сковывается так привычным мне ранее безэмоциональным панцирем. А я-то думала, что прошедшие пять лет избавили меня от него, ан нет, когда припечет он тут как тут.
Но успокоилась я, похоже, недостаточно, потому что, когда из припарковавшегося рядом синего «Черри» появились два рослых, широкоплечих парня форме курсантов Университета МЧС России, сомнений в том, что у меня что-то случилось, у них не возникло.
Синхронно перемахнув через чугунный метровый барьер, они в один голос рявкнули:
— Что?
А после все так же дружно ломанулись ко мне: один обхватил сзади за плечи, другой начал старательно согревать ладонями и дыханием мои замёрзшие руки.
А я сцепила покрепче зубы, потому что спокойно ответить на заданный вопрос у меня не получалось. Все эти только-только вроде приглушённые чувства вновь резко всколыхнулись.
— У Влада роман с его аспиранткой, — кое-как вытолкнула я сквозь сомкнутые челюсти.
— Да ну на х*, — прозвучало снова хором.
О, мальчики и раньше-то часто звучали синхронно, а за пять лет совместной учебы прилично выросли во взаимопонимании и хорошо настроились друг на друга. Отцы-командиры хвалят слаженность рабочей двойки.
— Не может быть, — начал Рус.
— Я его, бл*, зарою, — подхватил Марк.
А я судорожно ловила ртом воздух, в попытках удержать слёзы.
Нет. Нельзя. Не здесь. Не сейчас.
— А пойдёмте-ка в тепло! — сын подхватил меня под руку и потащил к машине.
Хмурый Марк Адриан с моей сумкой двинулся следом.
Уютная кафешка, где мы частенько лопали пышки с какао и болтали о разном и милом в эти спокойные и тёплые пять лет нашей новой жизни, сегодня была тиха и полупустынна.
Очень кстати.
Пока сын устроил меня за дальним столиком в уголке, Марк уже сделал заказ.
Три чёрных кофе без сахара.
Вот, научился все же чувствовать момент человек!
Можно было бы гордиться, если бы он девушку нормальную себе наконец-то завёл уже. Ну, сколько можно барражировать рядом? Сто раз говорено-переговорено, что затянулась сильно «первая несчастная любовь». Нет, эти двое упорствуют в своих заблуждениях. И не понять, кто лучше: Рус, крутящий пять лет нелепый платонический роман с Гохой, или Марк, молчаливым укором таскающийся вместе с сыном везде, в том числе и на семейные посиделки всех мастей?
Поди пойми эту молодёжь.
Я и в здравом состоянии рассудка не тянула такую задачу, что уж говорить сейчас? Когда меня трясёт от злости и одновременно внутри все замирает от ужаса: а вдруг?
Так, пора вспомнить, что здесь у нас я — взрослый и рассудительный человек, а не сопливая, молоденькая истеричка.
Огляделась: сидят настороженные суслики, к кофе не притронулись, на пышки не смотрят, хотя аппетит до сих пор у них был отменный. После дружеских набегов на наш холодильник всегда приходилось либо к плите вставать срочно, либо организовывать доставку.
А тут, ишь, настороженные, взъерошенные смотрят вопросительно.
Ах да, жаждут подробностей. Один — чтобы быстро себе картину представить и нестись вызванивать тусящего третий день в Москве на семинаре Влада, а второй с явно недобрыми намерениями. Как обычно.
Что же, история сама себя не расскажет, как ты ни мнись, ни стыдись и ни трусь.
— Ты мне только позвонил, что выезжаете. Я давай дела сворачивать, да шубу доставать. А тут эта звезда нарисовалась. Инна, аспирантка Владимира Львовича.
— Ну, он же про всех своих периодически рассказывает, так что мы примерно в курсе: 26 лет, из Выборга, тема кандидатской 'Некоторые конструкционные особенности… — начал бодро Рус.
А Марк продолжил:
— Чего-то там, как образец применения какой-то херни…'.
Вот-вот. Херня полнейшая, ёжки-плошки.
Нет, я не только люблю своего мужа все эти годы, но и доверяю ему.
Да, доверяю несмотря на стихийный бум разводов из-за измен, как в нашем Универе, так и за его пределами — среди друзей и знакомых в течение последней пары лет.
— Так вот, подходит ко мне вся такая: тонкая и звонкая, как нежный, свежий, хрустальный цветочек…
Парни слаженно хмыкнули.
— Мать, завязывай с этими аллегориями. Мы смотрели видео выступления бати на симпозиуме Новосибе. Там эта коза тоже была, документы подавала и водичку наливала, зараза, — Русик поморщился.
Да, что-то меня заносит. Но я сейчас злая, да и, в принципе, не особо добрая, так что сойдёт. Потерпят.
— Короче, дальше по классике: вы же мудрая женщина. С вами он несчастен, сам не уйдёт — ему вас жалко, отпустите с миром. У нас любовь и перспективы, а с вами ему скучно…
Не дали дорассказать, паршивцы. Ржали так, что кофе из кружек выплёскивался.
Рус утер скупую слезу и буркнул:
— Фу, блин, мам! А напугала-то! Фигня это все, и смысла нет думать о такой хрени.
— Это, ну, как ее, а! Провокация, Маргарита Анатольевна. Плюньте в эту дуру и забудьте. А то мы, как вас увидели — думали конец света! — Марк хмурится, косится на меня и пытается в завершении речи даже улыбку выдавить.
Но улыбки нам сегодня не удаются. И уверенный на все сто процентов во Владе Рус только криво ухмыляется.
Сплетни, они такие. Тихий и медленный яд.
— Да, мам, ты чего это так переживаешь? Я тебе и без папы Влада скажу — бред это. Но если хочешь пострадать — тогда ладно, до завтра можно. Потом отец вернётся, мозги, корону и все остальное тебе поправит. Разнообразите себе семейную жизнь, так сказать.
Я понимаю, что он прав. Да, оба не сомневаются во Владе, и мне от этого тепло и приятно. Хотя грызет червячок сомнений. Вечно же есть этот проклятый червячок.
Не про измену, нет.
Про то, что, возможно, доля истины в словах девочки, мечтающей о моем, бесспорно, великолепном муже, все же есть?
Ведь я, и правда, на десяток лет старше, и проблем со здоровьем меньше с годами не становится, да и красоты не пребывает, и скучнее я, возможно, хотя на этом аргументе парни ржали особенно активно.