Рус отставляет кружку и влезает под руку после моего непечатного выступления.
Таращится на наш с Владом открытый диалог в вотсапе и всплывающие в нем фото.
— Мать, я не верю своим глазам!
Ну, мне тоже не нравится. Но совы, они не то… да и я способна еще к логическим построениям, хвала Кириллу и Мефодию. Поэтому, как бы ни было неприятно, приступим:
— Погоди, глаза и твои, и мои, да и его тоже, как раз сейчас и пригодятся! Ты смотри — нигде не видно глаз Влада…
Рус весь розовый и нервный, сам старается прямо на фото не смотреть и бормочет так, невнятно:
— Ну, это, как бы, момент такой…
В диссертационную комиссию воспитание и приличия сейчас!
— Это момент, когда он либо пьян, либо без сознания. Если просто нажрался на банкете — похмелье ему завтра гвоздями в голову, а вот если ему что-то вкололи или подлили — возможны варианты. Как бы не помер… — вздыхаю, усилием воли отодвигая страх, боль и тошноту на дальний план. Не до этого сейчас.
— Он, увидев эти фото, гарантированно захочет помереть. Зуб даю, — Руслан криво усмехается. — О, смотри, ещё пришли фотки, но с другого номера.
— А это, видимо, режиссёр спектакля.
Ну, ведьма, я тебя выловлю.
Внимательно оглядываю распластавшегося на смятой постели бледного обнаженного мужа с запрокинутой головой. И маленькую хрупкую эльфоподобную блондинку, трогательно спрятавшую лицо на его груди.
Вдыхаю. Выдыхаю, а потом печатаю ответ:
«У Влада проблемы с сердцем и давлением. Вызовите скорую, пожалуйста!».
Впасть в панику себе не позволяю.
Это я еще на Русе натренировалась в годы учебы, а потом первые месяцы его службы закрепили навык.
Из нервного допускаю только замотаться в плед и почесать затылок.
Правда, до крови.
Пока в голове носятся кометы и бахают случайные фейерверки, на кухне появляется Ник. Тихий, но тревожный.
Внимательно осматривает нас с Русом, а потом устраивается за столом на узеньком диванчике и выжидающе смотрит.
Старший сын, понимая, что все мощно на взводе, идет делать какао, а я, собравшись с мыслями, замечаю:
— Надо звонить принимающей стороне.
Рус хмыкает, Ник топорщит ушки, а я выдыхаю сердито.
Нет, вот в который уже раз у нас с этими Владовыми выездами какая-нибудь лажа происходит, а?
Руслан расставляет чаши и неожиданно предлагает:
— Слушай, мам, давай, наверно, ты отца в командировки будешь сопровождать? Мы же с Ником сами пару дней справимся, а, братиш?
Никита раздумывает немного, затем согласно кивает:
— Справимся, — и приступает к семейному терапевтическому какаопитию.
Когда ответственный администратор конференции в Новосибе отзванивается, мы уже выпили по паре кружек и сидим хоть и сытые, но по-прежнему тревожные.
Положив трубку, я выдыхаю:
— Влад в реанимации. Тяжелое отравление. Прогноз положительный.
Сыновья переглядываются, потом подходят ближе и обнимают меня с двух сторон.
Я сама еще держусь, хоть испугаться успела прилично.
Целую непослушные вихрастые макушки:
— Давайте-ка в душ и спать.
А Рус, вдруг обернувшись в дверях, говорит:
— Ты великая женщина! Ни посуду не побила, ни каре не херанула, даже на развод не подала, а дистанционно организовала скорую помощь и бате жизнь спасла.
Невесело хмыкаю:
— Ну вот он в себя придёт, и я ему в черепушке чайной ложечкой пошуршу обязательно.
Встаю к раковине сполоснуть чашки, так как на посудомойку мы не напачкали за вечер, а утреннее и дневное Ник уже запустил и разобрал.
Золотой ребенок. Местами.
Оба моих сына такие, да.
А потом все же не могу удержать злость и тихо рычу:
— Как они меня достали! Бесят, заразы! Интриганки, твою молекулу, недоделанные…
Но так как я слишком сильно люблю и уважаю мужа, чтобы отдать его малолетним идиоткам, я ещё заставлю Влада заявление на них накатать. Чтоб неповадно было.
Утром за завтраком прошу Руслана:
— Найди мне, сын, билет в Новосибирск, а я пока на кафедре вопрос решу. Видишь, и доверенность снова нам пригодится.
Невесело хмыкаем. Все трое.
Когда мы с Русом спускаемся, чтобы ехать в аэропорт, у консьержа нас ждёт целая делегация.
Наша охрана позиций не сдает, на посулы не ведется, что приятно, конечно, но радости нет, потому как я визитеров узнаю с первого взгляда: источник давних и тяжелых проблем моего мужа, его родители, диффенбахию им в чай. Или в суп.
Что ж, напор и агрессия в выступлениях у них явно общая.
— Вы должны освободить квартиру Владимира. На развод он подаст сразу, как вернётся. Вам тут не место. Так что не теряйте время, у вас его и так немного, — с ходу цедит «самая красивая, но страшная женщина», по версии Владимира Львовича, тыкая в мою сторону наманикюренным пальцем.
Да, такого шоу у нас тут еще не видели.
Рус присвистывает.
Ну, это надо быть очень в себе уверенными, чтобы столь борзо накатывать на женщину, рядом с которой стоит такой шрамированный шкафчик, как моя старшая прелесть.
Значит, и я могу не сильно стесняться. Если что, потом перед мужем извинюсь за неуважение к его предкам.
— Идите на хрен. Где вы все эти годы и пребывали, — сволочи, жизнь мальчику из-за своих идиотских идей покалечили. Ненавижу.
Рус, заботливо поддерживая меня за руку, выводит к машине, как профессиональный телохранитель.
Забрасывает сумку в багажник, устраивает меня на переднем сидении и интересуется:
— Мам, что за хрень?
Что тебе сказать? Вот такая вот хрень.
Пожимаю плечами:
— Ну, они, видимо, не в курсе, что квартира моя. А Влад в реанимации.
— Уроды. Но я их записал, — хитро улыбается моя крошка.
И такой он яркий и солнечный, как будто из далекого прошлого, что не удержаться, и я улыбаюсь в ответ:
— Да, ты это любишь, я помню, сына. Спасибо!
Глава 32
Влад
Не страшно, когда ты молодой дурак. Это с возрастом проходит. Чаще всего.
Хуже, когда ты необучаемый. Тут сразу пропало дело.
Как, однако, коньяк с банкета мозги мне прочистил.
Зря я в прошлый раз в Новосибе скромно тусанул, недостаточно, видимо, впечатления произвел, бл*.
Так, что мы имеем?
А полный пиз*ц у нас. Вернее — у меня.
Башка чугунная.
Помню, как выступил, подискутировали, наградили очередным дипломом «За вклад и прорыв». Было.
Но все как-то мутно.
Потом проректор по науке пригласил к себе потолковать о перспективах сотрудничества. Более плотного.
Вот и посотрудничали, сука.
Что же так голова-то раскалывается? И сам будто сутки на полигоне после марш-броска провалялся. Или под обстрелом.
О, глаза открываются, это плюс. Я в больнице — это минус.
А вот и принимающая сторона, однако.
— Добро пожаловать в наш дерьмовый мир обратно, Владимир Львович! — не на такое приветствие я рассчитывал, но хрен с ним.
Давление, температура, осмотр.
Отвык. Хоть здесь и попроще, чем в военных госпиталях, но все равно неприятно.
Врач мне перепал из борзых, как говорит дражайшая половина: моложе меня, спортивный нахал, явный любимец женщин и начальства. Но да пох*. Пусть скажет: что это было, давно я в отрубе и когда домой.
Бл*, домой! Телефон?
— Где мой телефон?
Доктор, записывая данные в карту, хмыкает:
— О, еще одна жертва прогресса и развития телекоммуникационных технологий! Нет его.
Не время орать. Терпи.
Нет. Не здесь. Держись!
— Я и сам могу многоэтажную и заумную конструкцию построить. Даже сейчас. Где мой телефон?
— Нет его, говорю же. «Скорая» передала вас в неглиже. Совсем, — глумливо изображает обнаженную фигуру. — Позже прискакал какой-то кадр из Универа. Сокрушался. Принес вещи. Сдавал по описи. Телефона не было.
— Пиз*ц, — выдыхаю. Как все хреново-то.
— В целом, согласен. Что же это вы, профессор, так неаккуратно с дамами-то, а?