— Правда? — еле слышно шепчет.
Прижимаю к себе сильнее, целую в висок и отвечаю также: «Да-да-да…»
Сидим тихонечко, я глажу по спине любимую и крепко держу в руках свое строптивое сокровище, которое теперь нежно сопит мне в шею.
Вот такое трудное сука счастье.
Иногда Лада медленно моргает, и тогда я весь ощущаю, что это за гребаный «поцелуй бабочки». Пробирает на сквозняк, от пяток до макушки, ну и ясно, где еще. Но только не время сейчас для плотского, мы еще «душу не утешили, сердечные раны не исцелили», нах*. Нам пока не до секса. А жаль.
Спокойствие и тишину ожидания нарушает своим появлением одна из дежурных сестричек:
— Ой, Руслан, я вот вам тут кофе принесла.
Лада орлицей вспархивает с моих колен и безапелляционным тоном заявляет:
— Мы вам очень благодарны, но, увы, Руслану кофе категорически нельзя. Здоровье не позволяет. Процесс восстановления организма требует жесткого соблюдения врачебных предписаний, вам ли не знать.
С улыбкой разворачивается ко мне и целует. Сама. Впервые.
Так отчаянно, словно метит территорию.
Наконец-то, бл*!
В голове звенит, руки на ее плечах свело, воздуха не хватает, во мне все, что может и не может, поднялось нах*.
Детка, что же ты со мной творишь?
Сдохну сейчас, помру бл* от счастья.
А после, наплевав на зрительницу, шепчет, слегка задевая губами ухо:
— Я ждала тебя. Да, долго думала. Ну, дура была, прости.
— А теперь? — с трудом вдыхаю, а после выдыхаю чуть слышно.
— Сейчас очнулась. Ты мне всегда был нужен… только мысли о тебе и спасали. Люблю тебя.
Так вот, как это бывает.
Не верил. Судорожно втягиваю воздух.
Мечтал, но уже бл* не ждал. Утыкаюсь носом ей в шею и медленно выдыхаю.
Сердце замерло.
Взрыв сверхновой, сука.
От счастья ослеп и оглох.
Только Ладу сильней прижимаю. Держу крепко.
И это, я знаю — навсегда.
Трясу головой, пытаюсь прийти в себя. Не время орать от разрывающего счастья. Не место.
Снова устраиваю драгоценную на коленях. Молча обнимаемся, а маленькая в моих руках будто бы прячется. Словно в меня зарыться старается.
А я? Да я бл* только за.
Сжимать ее теплое, нежное тело, слышать удары сердца, выдыхать ее запах.
Сука, я романтик.
Бл* батя будет долго ржать, Ник затроллит, а мама, мама не удивится. Она мне так лет десять назад и говорила. Да я, баран, не верил.
А потом до меня вдруг доходит:
— Ты понимаешь, что мы с тобой, выходит, реально эм-м-м идиоты? Сука, столько времени просрали, в дерьме наплавались…
— Опыт получили незабываемый! — сквозь слезы смеется Лада.
— Это точно! И даст бог, неповторимый. На хрен. Достаточно боли и бреда в наших жизнях благодаря нам самим и с посильной помощью окружающих было. Пришло другое время.
Моя любимая женщина обнимает мое лицо маленькими теплыми ладошками, заглядывает в глаза:
— Время тепла?
— Время любви, детка! Ждал, как я сука долго ждал! Все, теперь не отвертишься… я счастлив до звона в ушах…
Мгновенная паника в глазах и Лада подскакивает:
— Руслан, посиди, я принесу тонометр.
Хохочу в голос, наплевав на то, что мы в больнице:
— Оставь эти глупости, иди ко мне. Все нормально со мной. Более чем нормально. Ох, я же теперь могу тебя не только обнимать, на руках носить, но и целовать постоянно.
Малышка смущается, розовеет вся. Бл*, такая милая.
— Погоди, не здесь же, что скажут…
Зацеловываю ее пунцовое личико и бормочу:
— Насрать. На всех насрать. Я и так «годил» десять лет, Лада. Теперь у тебя долгов супружеских, да с процентами… век не расплатишься.
Она тихонько смеется, садится рядом, прижимается теснее и шепчет:
— Супружеский долг тебе отдавать — моя мечта. Правда, до этого еще далеко.
— Ничего, у нас знаешь, какие есть семейные адвокаты? — улыбаюсь. — Тот чувак, который маме развод добывал — золотой мужик. Все будет быстро, качественно и без проблем. Вот выйдем отсюда, я позвоню бате, пусть поспособствует наведению мостов, так сказать.
— Ой, Руслан, мы здесь, наверное, надолго. Ну, я так думаю. Врач еще не говорил, сколько будет длиться послеоперационный период в стационаре.
Не могу перестать тискать свое сокровище. Очень я вот в этот момент папу Влада понимаю, как он мать из рук почти не выпускает, если оба дома.
Это же невозможно — быть рядом с ней и не касаться. Каждый раз по мне мурашки от любого контакта пробегают. Уверенно успокаиваю Ладу, а сам одной рукой пряди ее перебираю. Кайф!
— Все нормально. Сейчас придет врач, мы все у него и узнаем. И про стационар, и про реабилитацию, и про перспективы. Ты не волнуйся. Мы со всем справимся.
Оладушка моя опять начинает рыдать, уткнувшись мне в плечо.
Нах*, вот какой сукой надо быть, чтобы женщину довести до такого состояния, когда любая поддержка и предложение помощи вызывают слезы?
Тварь наш Бенедикт конченная. Чтобы мать мне ни говорила, но не место нам под одним небом. А раз у меня жена и дочь в ближайшей перспективе, то… надо с батей этот вопрос предметно обсудить. Может и Степан бл* Тимофеевич на что-то сгодится? А то слишком уж много от него беспокойства семье.
Пока мы строили приблизительные планы на ближайшее время, привезли приходящую в себя после наркоза малышку.
Да, таких кукольных детей я видел нечасто, разве что Айку. Но там был подарочный ребенок в гости на пару часов повозиться, а тут вот — твой и навсегда.
Маленькое бессильное тельце, мутные заплаканные глазки и крохотные ручки, которые даже схватить тебя не могут.
Какая же она крошка, ёпта. Не повредить бы ничего случайно. Перекладываю Лизу с каталки на больничную койку, укрываю одеялом, устраиваю Ладу рядом и выхожу из палаты следом за врачом.
У меня есть срочное дело, остальное все потом.
Со всем разберемся. Просто не сразу.
Сначала послеоперационный период, выписка, реабилитация, а дальше уже — счастливая семейная жизнь с женой и ребенком.
Это другая задача, но и она выполнима. Вполне, особенно при таком шикарном бонусе в виде моей сладкой малышки. Реально сладкой.
Справлюсь. Есть ради чего стараться.
Оставив Ладу с Лизой в стационаре для начала на две недели и оплатив им палату повышенной комфортности со свободным посещением, отправился к родителям с докладом.
Пока я вроде молодец?
[1] Колыбельная с просторов Интернета
Глава 48
Маргарита
Насколько я рада была вернуться в родной аквариум от науки, настолько же сильно, но с противоположным знаком меня вдохновляло присутствие мужниного сюрприза.
Договориться было сложно:
— Нет. Либо мы идем туда вместе, либо не идет никто, Марго. Это вопрос твоей безопасности. Ланс пока на больняке, так что это моя забота.
— Пресвятые Просветители, Степан Тимофеевич! В Университете пропускной режим, достойная система охраны.
— Ага. Система охраны — это хорошо. Но недостаточно. Я сейчас, не напрягаясь, минимум три варианта назову, как ее преодолеть. Так что, Цветочек, не скандаль. Ты же не базарная баба, а целый профессор. Собирайся, наряжайся, да поедем.
Поскольку препирательства эти имели место уже после того, как Рус увез Влада в клинику, а к разумным доводам и аргументам «сюрприз» остался глух, я, скрипя зубами, поехала на работу.
О, это был счастливый день для любопытной родной общественности и соседних кафедр. Какой ажиотаж, какой восторг и просто море слюней.
Фурор Степан Тимофеевич произвел, это да.
Николаич крякнул, выдавая временный пропуск, после того как придирчиво изучил предъявленные ему паспорт и удостоверение:
— Да, Маргарита, не ищете вы с Владимиром легких путей.
Пожала плечами, ибо, что тут скажешь, если правда?
Все взрослые люди и все всё понимают.
Пока я разгребала, накопившиеся за почти месяц отсутствия, дела, докладывала Шефу о проделанной работе на выезде и успокаивала своих трепетных магистров с аспирантом, Степан бродил по кафедре, общался с народом, пил кофе из своей огромной термокружки и ни на мгновение не выпускал меня из поля зрения.