И вздох ответный тяжелый:
— А не отпускает. Морок. Тянет сука. Только рядом с ней дышу, греюсь. Всех этих мужиков, что вокруг нее на работе снуют, понимаю, но удавить все равно хочется. Проректор, преподы, студенты — один хрен.
Вот это поворот. Это он за несколько дней там в Универе обстановку оценил? И выводы-то какие, интересные.
Батя, видать, переварил быстрее, чем я.
Реагирует в своем стиле:
— Ты не охренел ли, друг мой?
И тишина.
Ну, может, на этом уж и разойдутся? Степану Тимофеевичу самое время домой отчалить. Навсегда.
Но, что я там про счастье думал?
Вот оно.
Второй раз в одну воронку прям.
Было хреново? Сейчас еще прилетит, чую.
— Знаю, дерьмо — отговорка, но сука дышу только её запахом. Прикинь, был вчера в ТЦ каком-то, так пожрать купить заскочил. Шел спокойно себе и как будто с ноги под дых — ею пахнет. Бл*, пока нашел откуда, чуть не спятил. Точно безумный там шарахался, как еще охрана не загребла?
— И что? — отец шипит.
А я вспоминаю, словно бы кадры семейной хроники. Все эти годы и сотни случаев, когда он обнимал мать и прятал лицо в ее кудрях на макушке.
— Ничего. Купил. Подушку облил, — голос окреп, в конце даже хмыкнул.
Ну, батя, жги!
— Степ, ты у нас последний раз сегодня. Тебе спецу бы показаться. На навязчивое состояние похоже.
Хохот. Такой — от души.
— На себя посмотри: как быстро ты на нее запал? Сразу, поди? И ничего, в дурку сдаваться не пошел, наоборот — усугубил свое положение. Ты живешь с наркотиком. Почему ты можешь, а я нет?
— Потому что она моя. Понял? Я ее не отдам. Пошел ты. Я уже говорил: «Не доставайся же ты никому» не прокатит? Если вдруг, что с Марго случится, то я нах* тряхну стариной. Сначала всех причастных положу. Лично. А потом уйду.
— Куда бл*?
— За ней.
Я охреневаю. Вероятно, не в одиночестве.
А отец спокойно продолжает:
— Пойми, Степ, мне без неё не жить. Пробовал, протянул с трудом. Больше не буду. Зачем?
— А дети?
— Они справятся. Рус Ника не бросит.
Да ну еб же вашу хм-м-м. Это что еще за сценарий бл*?
Нет, ясен день, Ника не брошу, но на хрен такой настрой?
— Ни х*я себе, у тебя план.
— Выдохни и уходи. Ты сможешь. Пока еще.
Глядя, как за ужином Степан Тимофеевич кружит вокруг матери, понял: походу, поздно.
Хьюстон, у нас проблема. Бл*
Глава 57
Руслан
Разъезжались в темноте. Сначала Степан Тимофеевич отбыл на своей пафосной колымаге, а потом батя увез маму с детьми на карше.
— Пора думаю, нам с Марго машину купить. Тигра вам отдадим: и привык ты к нему, и коляска нормально влезает.
Кроме обалделого: «Спасибо, пап!» выдавить из себя не смог ни черта.
А потом, закрыв ворота, включив периметр и заперев все двери в дом, помчался к любимой. Бегом.
И все наше безумно горячее счастье повторилось.
И было оно еще лучше, чем все эти годы мечталось.
Когда малышка, изрядно утомившись (лыбу давил изо всех сил, чтобы не смущать), после душа засопела, хотел пойти на кухню: хоть чаю ей сделать, но сам не заметил, как счастливо вырубился рядом со своим сокровищем.
Как всегда, спускаться с небес пришлось внезапно, быстро и резко.
А всего лишь зазвонил телефон.
Спустился-таки вниз.
Вызов оказался весьма неожиданный:
— Слушаю, Степан Тимофеевич!
— Внимательно слушай. Я родителей твоих до дома проводил да вот вернулся.
— Чего это?
Хмыкает и язвительно добавляет:
— Матушка твоя просила присмотреть.
— За кем или чем? — это когда это она успела?
А батя сука куда смотрел? Как он их вообще одних рядом оставляет?
Щелкаю кнопкой чайника, все равно пригодится сейчас чай, походу. Как бы не кофе.
Меж тем наша общая заноза в одном месте продолжает:
— За безопасностью, естественно. Вашей. Тебя и женщины твоей.
Как звучит-то? Вроде же правильно, но у него выходит на редкость похабно сука.
— И что?
— Да вот, не один я тут приглядываю. Батя твой, не иначе как наряд ментов организовал, — и фыркает вроде презрительно, но что-то такое довольное все равно слышится.
— Батя такой, батя может. Как он, кстати, к вашей провожающей компании отнёсся?
Как бы не полез отец ему морду править. Он, конечно, быстро сейчас прогрессирует восстанавливаясь. Но до идеальной формы пока далеко. А этот такой, монстрила.
Сам я бы может год назад и рискнул против него выйти, но не знаю.
Матерый.
Такого только внезапностью и кирпичом в висок брать. Но здесь уже летально.
Степан Тимофеевич хохотнул:
— Срисовал, ясен пень, — и добавил такое, что я просто ох*ел, — Короче, слушай сюда: муж твоей Лады тут в окрестностях шарахается.
Бенедикт, скотина?
— Где?
— Где надо. По лесам скачет.
— Я сейчас выйду, — бросаю и чайник, и заварку.
К черту все. Надо только снарягу прихватить.
Рык в ухо раздался такой, что я чуть трубу не выронил:
— Сдурел? Не вздумай. Пока ты в темноте геройствовать будешь, этот чмырь в дом влезет и жену свою придушит.
Что-что?
Ага, сейчас, влезет он! У бати тут такая многоступенчатая система доступа, что ей-ей.
— Дверь закрою, сигналку включу, — бормочу, вытаскивая из шкафа форму и разгрузку.
— Сиди рядом и не вздумай вылезать, — отрезает Степан Тимофеевич. — Ментам помешаешь, да и мне под ногами только тебя, героя, не хватало. Сиди, карауль свой трофей бл*.
— Вдвоем мы его быстрее нейтрализуем. Никаких ментов не понадобится.
Еще я дома не сидел, когда есть шанс отделать Бенедикта.
Тон в трубке резко меняется, остро напоминая годы службы и учебы, вместе взятые:
— Слышь, старлей? Отставить. На тебе охрана объекта в непосредственном контакте. Как понял?
Бл*.
— Так точно. Понял. Принял.
— Приступай, — прозвучало сухо.
И все бы норм, если бы не последовавший поперек всего уставного тона вопрос:
— Как думаешь, если я этого урода завалю, мать твоя ко мне благосклонна будет?
Чтобы я сейчас ни сказал, Бенедикт, сука, обречен.
— Не могу обещать, — а чего он ждал?
Хмыкает, а потом кратко отрезает:
— Да понятно, бл*. Отставить глупости. Принимай дежурство, старлей.
— Есть.
И тишина. Теперь — настороженная.
Выделываться не стал, сделал как «попросили». Отставка там или нет, но что такое приказ мне известно хорошо. Я за это так расплатился, вовек не забыть.
Как и то, что сначала надо думать, а потом… еще раз думать. И только после — делать бл*.
В ночной тиши сначала вскрыл дачный арсенал, а затем, упаковавшись, сидел у изголовья. Наблюдал. Осознавал. Впитывал.
А под утро уже позвонил отец и жизнь, до этого как будто замершая в состоянии сказочного счастья, вдруг резко рванула вперед:
— Сейчас к дальней калитке подойдёт «рядовой Смирнов», Лада его знает. Периметр отключишь после: «Пароль прежний?» — «Трусы на голове!».
— Бать, что за херь?
— Сидите в доме. Едем с дядей Мишей. Держитесь там.
И пошел я будить Ладу.
Кто-то же должен этого рядового опознать.
Все дальнейшее смешалось в дикий сумасшедший хоровод звуков, огней, людей.
Смирнов прибыл один. Уточнил, все ли у нас в порядке. Доложил кому-то по рации: «Объекты в безопасности. Целы оба». А после согласился испить с нами чаю, но только после повторного включения периметра.
— Кто их, маньяков, знает. Может, и не один был, — пробормотал он, глядя, как я выставляю на пульте рабочие параметры системы.
— Поймали? — уточнил я, глядя в окно кухни, на Ладу, накрывавшую чай.
— Ну, можно и так сказать.
— А если без политесов?
Зыркнул на меня хмуро и огорошил:
— А без них херово выходит. Облажались мы все мощно. Если бы с вами вдруг чего — пиз*ц карьере. Еще и присели бы дружно. Возможно.
— В смысле? Чего стряслось-то?
И пришлось тут мне в очередной раз охренеть.