— Да там Ладе в наследство надо сначала вступить после погибшего мужа. Адвокаты решили, что так выйдет проще и спокойнее.
— Здесь вам виднее, конечно. Мы в любое время придем, — народ хрустит лакомством и хихикает довольно.
— И это здорово, ребят.
К началу второго противня пряников и третьего чайника пуэра явился Рус.
Вполне по плану, хоть и с опозданием. Но он теперь человек семейный, ему можно.
Лада, конечно, с ним, потому что отпустить ее от себя он не в состоянии. Параноик.
Было приятно наблюдать за тем, как тепло и дружно приняли Ладу ее бывшие ученики. Да и до этого Лизу тискали с удовольствием.
Рус сиял.
Я умилялась и радовалась.
Но отдельную гордость испытала, когда в процессе обсуждения программ Клуба, Лада уточнила:
— А детский развивающий центр там у вас не поместится? И ещё бы кафе семейное. И детскую комнату с няней было бы хорошо.
— Тогда все молодые семьи с детьми — наши, — заметила Машенька.
Она в своё время намаялась с Селеной без помощи бабушек, так что в сути вопроса разбиралась.
Все загомонили, загалдели, а Рус прижал к себе свою прелесть и что-то начал ей хвалебное нашептывать, потому как покраснела она вся и очень быстро.
Или не хвалебное.
В итоге ребята об основных этапах реализации проекта договорились и роли распределили. А к работе грозились приступить вот прямо завтра с самого утра.
Невероятно довольные собой, гости и старший сын с семьей, расходились уже в глубине густой декабрьской ночи.
Счастливые.
Еще и Влада по дороге встретили.
Сил на доверительные беседы с мужем у меня после столь активного вечера не было, поэтому отправилась я спать, выдав Владу его ужин.
Следующий день был полон рабочей суматохи, сессия надвигалась стремительно, посему, прибыв домой, я мечтала о тишине и покое.
Не сложилось.
Вместо дорогого супруга, распахнув дверь, я узрела того, кому лучше было бы мне на глаза не показываться. Потому что мой носик, как и у Фриды Бок с Фрейгатен — также хорош в любую погоду. Ну и кровь я пролить очень даже могу.
— Привет, неласковая хозяюшка. Ужином-то хоть угостишь?
— Ваша наглость, Степан Тимофеевич, не влезет в нашу дверь.
Заржал весело:
— Не волнуйся, мы с Владом договорились сегодня дела у вас обсудить, просто получилось чуть раньше приехать.
— Какое счастье, — пробормотала, отходя в сторону и набирая мужа по сотовому.
Занято.
Да, естественно.
Заглянув к Нику, который увлеченно рисовал детскую полосу препятствий для себя и схему ловушек во дворце принцесс, как требовали от него Айка и Селена, вернулась на кухню.
Как не ко времени вылезла из глубин памяти Вера Павловна: «Гость — это важно. Званый или нет — приглашай к столу».
Не к добру я ей вчера звонила, не к добру.
Пока я в голове перебирала значимые для матери и абсолютно пустые для меня новости, что она вывалила вечером за получасовой монолог, Степан устроился за торцом стола так, будто решил здесь зимовать. Ну и дорогу мне из кухни перекрыл, зараза.
И, конечно же, он не молчал:
— Лежал я там, в одиночестве, Ритуля. Думал-думал, смотрел по сторонам. И понял, что ошибаешься ты, невозможная женщина!
— И в чем же? — ну, зачем опять-то начинать?
Ведь я была очень конкретна в своем посыле, ежки-плошки.
Кормить я его одного не буду, а чаю с разными десертами можно и подать.
Сердито загремела мисочками, чашками и подносом.
Но Степан Тимофеевич женат никогда не был, и опыта распознавать эмоции женщины по тому, как звенит в ее руках посуда, не имел.
А жаль.
Сбежал бы в ужасе, потому как я натурально громыхала.
А он вместо этого разливался речкой в половодье:
— Знаю я, женщинам нужны эмоции, впечатления, переживания. Все это обеспечу тебе с горкой, — улыбнулся широко и насмешливо.
Пресвятые Просветители, вот только дополнительных переживаний мне и не хватало на старости лет.
Не успела я подумать: где же Агату эту черти носят, когда она нужна, или хотя бы Мадину с её наполеоновскими планами бы сюда, как на кухне появился спасатель.
Младший.
Никитос подошел совершенно бесшумно, а когда он оказался чётко за спиной Степана Тимофеевича, я изо всех сил жахнула об стол перед гостем металлическим подносом с кучей маленьких пиал для варения, мёда, орехов и цукатов. Естественно, непустых.
На всю жизнь зрение и память запечатлели и сохранили для меня эпическую картину.
Вот Никита взмахивает тяжелой дедовой шахматной доской, замирает в максимально высокой точке, и обрушивает дубовую семейную реликвию со всей силы на затылок Степана Тимофеевича.
Доска дубовая трескается и разлетается в стороны, Степан валится на пол.
Сын недоумевает.
Я охреневаю.
Занавес.
Пока профессорское семейство Ланских-Коломенских опять забыло,
что «нужно разговаривать с людьми», вот вам счастливые молодожены:
Глава 62
Влад
Да, мало я в последнее время бываю дома. Не к добру это, естественно, но пока изменить ситуацию нельзя.
Мы с Изосимовичем приложили массу усилий, чтобы защитить мою семью от всей грязи досудебных разбирательств и моих жутко токсичных родственников.
Возможно, перемудрили, не зря же Айкин отец, периодически появляющийся у следователя, оглядывал нас хитро, кивал каким-то своим мыслям и усмехался.
Каждое столкновение с Ланскими было наполнено сплошными: «Ты должен — должен — должен, немедленно исправь… вечно от тебя одни проблемы… Ты нам обязан…»
Все речи исключительно в таком духе.
Нет, пусть моя Королева обижается, но пачкать ее в этом дерьме я не согласен.
Слушаю долетающий отдельными фразами приговор. Понимаю, что «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью» превратилось в «непредумышленное по неосторожности». И за это Дина и Анна получают всего по три года в колонии общего режима и могут еще и обжаловать его в Верховном суде.
Кошу глазом: Владлен зол, скрипит зубами. Он готовился и рассчитывал на другой исход, но вышло так.
Внимательно наблюдаю за теми, кто сыграл в моей жизни такую значимую отрицательную роль.
Анна, бледная, с расширившимися от недоверия глазами, Дина в слезах, бормочущая что-то своему адвокату. Мать моя, страшная женщина, в истовом отрицании мотающая головой и Лев Владимирович, рычащий в сторону покидающих зал заседаний судьи и прокурора:
— Как вы смеете? Моя дочь в тюрьму не сядет!
А тут проходящий мимо них недовольный Владлен, желающий хоть как-то выразить своё несогласие со слишком мягким приговором, бросает ему:
— Так, ваша и не сядет. Вы же знаете, что Владимир Львович вам сын, а вот Анну госпожа Ланская родила от кого-то другого.
Изосимович с мордой кирпичом шествует дальше, как ни в чем не бывало, а Ланской впадает в ступор. Потом орет так же громко, как и до этого:
— Ложь! Бред! Клевета!
Ну, такой поклёп следаки не терпят:
— Не надо песен. Я сам запрос составлял и с результатами ознакомился. Три независимые экспертизы сделали, так что я за свои слова отвечаю. В отличие от вас.
А после я наблюдаю, как длань Господня являет себя миру.
Мой биологический отец хватается сначала за горло, потом за сердце, а после валится на стоящий неподалёку стол. Женщина, что когда-то дала мне жизнь, а потом с огромным энтузиазмом семь лет превращала её в кошмар, всплескивает руками, зовёт на помощь, бросается к побледневшему и задыхающимся мужу.
Прибывшая скорая предполагает инсульт.
Я морально удовлетворен и с относительно спокойными нервами отбываю в Универ.
Увы, и на работе у нас тоже вагон всего срочного накопился.
Только успевай грести.
Лопатой.
Марго устаёт очень. Я забрал у нее максимум из возможной нагрузки, но в отпуск сейчас она и сама не пойдёт, и руководство не пустит: сессия, бл*.