Извинившись, Рэнналф вышел на улицу. Стояла хмурая облачная погода, но дождя не было, Молодой человек направился к холмам за домом. Он не рассчитывал встретить там Джудит, но нельзя же, в самом деле, подняться наверх и постучать к ней в дверь.
Девушка оказалась на озере. На сей раз она не купалась, а сидела на берегу возле ивы, обхватив руками согнутые в коленях ноги и устремив взгляд на водную гладь. На голове у нее ничего не было, и лорду были видны аккуратно уложенные на затылке волосы. Ее шляпка, та, которую Рэнналф купил ей, лежала рядом на траве. Накидки на ней тоже не было, девушка надела плащ с длинными рукавами поверх платья.
Рэнналф медленно спустился по склону холма. Джудит почувствовала его приближение, когда он был на середине холма, на секунду обернулась и снова приняла прежнюю позу.
– Кажется, я должен извиниться перед вами, – начал он. – Хотя простого извинения здесь явно недостаточно, – Рэнналф остановился за спиной девушки, прислонившись плечом к дереву.
– Вы мне ничего не должны, – отозвалась Джудит.
– Вас отправляют домой.
– Вряд ли это можно считать наказанием, – ответила девушка.
– А одна из ваших сестер должна будет занять здесь ваше место. – Даже в тени дерева под серыми тучами над головой ее великолепные волосы горели золотисто-алым огнем.
– Да. – Девушка медленно опустила голову, уткнулась лбом в колени и замерла в своей привычной позе.
– Мне не стоило вмешиваться. – Да уж, мягко сказано. – Я просто знал, что самый талантливый человек среди нас еще не выступил, и не мог удержаться, чтобы не попросить тебя исполнить что-нибудь.
– Вам не о чем сожалеть. Я рада, что все произошло именно так. Я сидела и мечтала как раз об этом, когда вы с леди Бимиш попросили меня принять участие в нашем самодельном концерте. Это было первое, что я сделала по собственной воле, с тех пор как приехала сюда. В тот вечер я поняла, насколько ограничена моя свобода. Все последние Дни я чувствовала себя очень счастливой, хотя вы, возможно, этого и не заметили во время наших коротких встреч. Понимаете, мы с бабушкой решили, что перед гостями я буду продолжать вести себя так, как хочет тетушка. Конечно, мы стараемся бывать с ними как можно меньше. Когда мы остаемся одни, мы много разговариваем, шутим и смеемся. Она… – Джудит подняла голову и тихонько рассмеялась, – она любит расчесывать мои волосы по, полчаса, а то и дольше. Она говорит, что это полезное упражнение для ее рук и… сердца. Думаю, мне удается иногда отвлечь ее от реальных и мнимых болезней. Сейчас она веселее и бодрее, чем в первые дни моего пребывания в Харвуде.
Перед глазами Рэнналфа возникло видение: как он садится на кровать позади Джудит в гостинице «Ром и кулак», расчесывает ей волосы, а потом занимается с ней любовью.
– Когда вы уедете, она будет по вас скучать, – тихо приговорил он.
– Она хочет продать часть своих украшений и купить где-нибудь коттеджик, чтобы мы могли жить вместе, – сказала девушка. – Не знаю, правда, получится ли у нас. В любом случае вы не должны винить себя за все происшедшее. Я рада, что так случилось. Я стала ближе к бабушке и к осознанию смысла жизни.
Джудит не стала вдаваться в подробности, но Рэнналф вдруг вспомнил их недавний разговор на похожую тему.
– Бабушка говорит, что вы унаследовали свой талант от миссис Лоу.
– О, значит, леди Бимиш все известно? – удивилась Джудит. – И вам тоже? Моя тетушка и Джулиана очень боятся, что вы можете узнать правду.
– Ваша бабушка была актрисой? – поинтересовался Рэнналф, усевшись рядом с девушкой на траву.
– Да, в Лондоне. – На лице Джудит заиграла улыбка. – Мой дедушка влюбился, впервые увидев ее на сцене, познакомился с ней в зеленой комнате «Ковент-Гардена» и женился спустя три месяца, к ужасу всей его семьи. Она была дочерью торговца тканями. Бабушка была очень удачливой актрисой, и самые блестящие светские львы ухаживали за ней. Думаю, она должна была быть настоящей красавицей, хотя у нее, как и у меня, были рыжие волосы.
Трудно было представить себе миссис Лоу молодой рыжеволосой красавицей, которую преследуют все богачи и щеголи того времени. Трудно, но возможно. Даже теперь, будучи пожилой седовласой толстушкой, она сохранила мягкое обаяние, и ее увешанная драгоценностями фигура выдавала яркую личность, свойственную бывшей актрисе. Скорее всего, в молодости она и впрямь была прекрасной женщиной.
– Она сохранила фигуру до самой смерти дедушки, – продолжала Джудит. – Потом начала много есть, чтобы, по ее словам, притулить боль утраты, так что это скоро вошло в привычку. Правда, грустно, что они с дедушкой прожили счастливую жизнь, а их дети, мой отец и тетя, стыдятся своей матери и ее прошлого. Мне лично за нее не стыдно.
Ее рука оказалась зажата в его ладони, прежде чем Рэнналф успел сообразить, что делает.
– Да и чего вам стыдиться, – сказал он, – если вы ей обязаны своей красотой, талантом и богатством натуры?
Но, даже произнося эти слова, Рэнналф отчетливо сознавал, что члены его семьи воспротивятся браку с женщиной, имеющей столь запятнанное прошлое. Удивительно, что бабушка, зная правду о своей подруге, сочла Джулиану Эффингем достойной невестой, несмотря на то что по линии отца ее родословная была безукоризненной. Бьюкасл скорее всего придерживается иного мнения на этот счет.
– Скажите мне кое-что, – голос Джудит неожиданно прозвучал глухо и сдавленно, – только, пожалуйста, честно. Умоляю вас, не лгите. Я красива?
Рэнналф внезапно понял, почему она привыкла стыдиться своих рыжих волос и прятать их под шляпку, почему искренне считает себя дурнушкой. Каждый раз, глядя па нее, мистер Лоу, суровый священник, думал о своей матери, которая могла еще опорочить его перед паствой и друзьями, если правда выплывет наружу. Видимо, он воспринимал вторую дочь как свой тяжелый крест.
Свободной рукой Рэнналф взял девушку за подбородок и поднял к себе ее лицо. Щеки ее зарделись от смущения.
– Я знал многих женщин, Джудит, – сказал он. – я имел возможность наслаждаться самыми прекрасными из них, издалека восхищаться некоторыми недоступными, галантно преследовать других. Так поступают все богатые, праздные, пресыщенные джентльмены. Могу сказать откровенно, что никогда в своей жизни не встречал я женщины, чья красота могла бы сравниться с вашей.
Неужели это правда, неужели эти слова были произнесены искренне? Неужели она действительно красивая? Или он имел в виду только хорошенькую обертку, в которую завернута настоящая Джудит Лоу? Какая разница! В конце концов прав был тот, кто сказал, что настоящая красота заключена в душе человека.
– Ты очень красива, – прошептал Рэнналф, а потом наклонился и нежно поцеловал ее в губы.
– Правда? – Когда она подняла голову, в ее зеленых глазах стояли слезы. – У меня не вульгарная внешность? Я не выгляжу распутной?
– Как вообще может красота быть вульгарной? – удивился лорд.
– Когда мужчины смотрят на меня, – призналась Джудит, – и видят меня целиком, они вожделеют меня.
– Это потому, что женская красота всегда желанна мужчине, – ответил Рэнналф. – А те из них, кто не умеет себя сдерживать и понятия не имеет о галантности, просто вожделеют красоту. Красота не убывает оттого, что вызывает у некоторых непристойные мысли.
– Но вы же не вожделели меня, – заметила Джудит. Рэнналфу стало очень стыдно. Он обратил внимание на эту женщину, преследовал ее и добивался только из чистого вожделения.
– Разве? – выдохнул он.
Джудит покачала головой.
– Я помню нечто особенное в твоих глазах, – прошептал он, – помимо твоих слов и действий. Может быть, легкий… юмор? Не могу подобрать подходящего слова. От тебя меня не бросало в дрожь, мне было… радостно.
Боже, помоги ему!
– Ты дал мне почувствовать себя красивой, – сказала Джудит, мечтательно улыбнувшись, – впервые в жизни. Спасибо тебе.