Когда они остались в комнате одни, Клер Кемпбелл откинула капюшон своей накидки и подошла к окну. Бедард бросил пальто и шляпу на стул и присоединился к ней. По дороге сюда она растеряла все шпильки, так что волосы окончательно растрепались. На ней все еще была зеленая накидка, сильно промокшая на плечах и забрызганная грязью по подолу. Ему хотелось немедленно уложить ее в постель, чтобы сорвать первые цветы взаимной страсти. Но почему-то ему казалось, что сейчас неподходящее время. Он был горячим мужчиной, но умел сдерживать свои желания. В конце концов, думал Рэнналф, плотская любовь – это не только физическая потребность, но и своего рода искусство. Творчество требует соответствующей атмосферы.
Впереди у них весь вечер и вся ночь. Спешить некуда.
– Вам, очевидно, надо освежиться, – заметил он. – Я пойду выпью пинту эля в баре и вернусь, когда будет готов ужин. Попрошу прислать вам наверх немного чаю.
Она повернулась.
– Вы очень добры.
Бедард почти передумал уходить. Ее щеки снова порозовели, а ресницы призывно опустились. Волосы были в беспорядке, как будто она только что встала с постели. Ему захотелось бросить ее на кровать, а самому оказаться сверху, между ее бедер, глубоко внутри нее.
Вместо этого он отвесил шутливый поклон, насмешливо изогнув бровь.
– Добр? Меня нечасто обвиняют в чрезмерной доброте, мэм.
Весь последующий час он провел в баре в гостеприимной компании горожан. Они интересовались его мнением о погоде и о состоянии дорог в округе. Попыхивая трубками и время от времени делая большой глоток из пивных кружек, горожане в один голос утверждали, что теперь предстоит расплачиваться за жаркие летние дни, которыми природа баловала их в последние несколько недель.
Когда хозяйка сообщила, что ужин с минуты на минуту будет готов, Рэнналф поднялся в кабинет. Девушка уже была там. Стоя в дверях, она наблюдала за тем, как горничная сервирует стол и расставляет на нем блюда с едой.
– Это пирог с начинкой из говядины и печени. Самый лучший на десять миль вокруг, точно говорю. Вам понравится. Позвоните мне, когда надо будет убрать тарелки, – с улыбкой сказала горничная, сделала книксен и поспешно вышла из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
– Конечно, спасибо! – крикнула ей вслед Клер. Пока они не остались наедине, Рэнналф боялся даже взглянуть на девушку. Прежде ему лишь мельком доводилось видеть муслиновое платье под ее дорожной накидкой. Теперь он отметил, что простое платье строгого покроя выглядело слишком скромным для представительницы ее профессии. Но ведь она путешествовала в почтовой карете и, видимо, специально выбрала наряд, который не привлекал излишнего внимания. Эта девушка оказалась отнюдь не худышкой, она вся состояла из нежных округлостей. Тонкая талия, маняще соблазнительные бедра и полная, упругая грудь могли свести с ума любого мужчину.
Она так и не сделала высокую прическу, а просто зачесала волосы назад, так что они сверкающими кольцами спадали на плечи и доходили до середины спины. Они имели потрясающий, невероятный оттенок рыжего цвета, и золотые искры вспыхивали в них в свете догорающего дня. Краска смущения сошла с ее тонкого овального личика, и оно приобрело нежный фарфоровый оттенок. Глаза у девушки были поразительного зеленого цвета. И еще, Господи Иисусе, было в этой женщине нечто удивительное, что делало ее земной и близкой. Рэнналф подошел к ней и легонько провел кончиком пальца по точеному носику, обвел линию подбородка.
– У тебя веснушки, – пробормотал он. Ее щечки снова слегка порозовели.
– Это была беда моего детства, – призналась Джудит, – и, к сожалению, они так до конца и не прошли.
– Они очаровательны, – возразил Рэнналф. Он всегда восхищался богинями, но ни разу не делил с ними постель, предпочитая женщин из плоти и крови. Когда он сегодня вошел в кабинет, то испугался, что Клер – это бесплотная богиня.
– Когда я выхожу на сцену, мне приходится скрывать их под толстым слоем грима, – поведала Клер.
– Из-за тебя я почти полностью лишился аппетита, – пробормотал он, опустив взгляд на ее губы.
– Почти, – повторила она знакомым звонким голоском, – но не совсем. Это глупо, мистер Бедард, особенно когда на столе вас дожидается отличный ужин и вы голодны.
– Ральф, – поправил он, – лучше называйте меня просто Ральф.
– Ральф, – повторила она, – пора ужинать.
А потом они смогут насладиться десертом, подумал он, отодвигая для нее стул и усаживаясь напротив. Впереди ему грезилась целая ночь чистого восторга. За ужином Рэнналф поведал своей новой знакомой о светской жизни Лондона в разгар сезона: о балах, раутах и концертах, о Гайд-парке, Карлтон-Хаусе и Воксхолл-гарденз. По просьбе Рэнналфа Джудит, в свою очередь, рассказала о театре, о ролях, которые она сыграла и в которых мечтала попробовать свои силы, о своих партнерах по сцене и режиссерах, с которыми ей приходилось работать. Говоря о театральной жизни, она сохраняла мечтательное выражение глаз и легкую улыбку на губах. Было видно, что она боготворит свою работу.
Ужин прошел великолепно. По прошествии часа, когда они наконец заметили, что бутылка пуста, а большая часть еды съедена. Рэнналф был удивлен, что не запомнил вкуса ни одного из блюд. Во время совместной трапезы он весь горел нетерпением.
Поднявшись со своего места, он подошел к камину и потянул за сонетку. Горничная убрала тарелки и принесла новую бутылку вина.
– Выпьешь еще немного вина? – предложил он Клер. Девушка прикрыла бокал ладонью.
– О нет, мне уже хватит.
– Но ты же не откажешься? – Он посмотрел ей прямо в глаза.
Она улыбнулась и убрала руку.
– Не откажусь.
Наполнив, оба бокала, он откинулся на спинку стула и сделал глоток вина. Теперь, кажется, его час настал. За окном догорал закат. Стук дождевых капель по стеклу и потрескивание поленьев в камине создавали атмосферу тепла и уединенности, необычную для летнего дня. Но было и еще что-то неуловимое.
– Я бы хотел увидеть, как ты играешь, – неожиданно нарушил тишину Рэнналф.
– Что? – Она удивленно вскинула брови.
– Я хочу посмотреть, как ты играешь, – повторил он.
– Здесь? Сейчас? – Она поставила бокал на стол. – Какой абсурд! Здесь нет ни сцены, ни зрителей, ни других актеров, ни сценария.
– Опытная, талантливая актриса не всегда нуждается в сценарии, – заметил он, – не говоря уже о сцене и зрителях. Существует множество знаменитых монологов, которые исполняются без партнеров. Прочти мне один из них, Клер. Пожалуйста.
Он поднял бокал в молчаливом тосте.
Залившись краской смущения, она вскинула на него глаза. Да, Джудит растерялась. Рэнналф заметил это и подумал, что девушка боится дать сольное представление перед мужчиной, который вот-вот станет ее любовником. Может быть, при таких обстоятельствах ей трудно вжиться в трагическую роль.
– Ну что же, думаю, я могу исполнить монолог Порции, – наконец сказала она.
– Порции?
– Это из «Венецианского купца», – пояснила Клер. – Ты, конечно, помнишь монолог «По принужденью милость…»?
– Напомни.
– Шейлок и Антонио пришли в суд, – начала она, перегнувшись через стол, – чтобы решить вопрос, может ли Шейлок взять фунт плоти Антонио. Несомненно, он имел на это право, поскольку это было оговорено в заключенном между ними соглашении. Но вдруг явилась Порция, преисполненная желания спасти дорогого друга и благодетеля своего возлюбленного Бассанио. Она проникла на заседание в костюме адвоката и произнесла речь в защиту Антонио. Сначала она попыталась воззвать к лучшим чувствам Шейлока в своей знаменитой речи о милосердии.