Он сверкнул белоснежной улыбкой, по ее мнению, слишком очаровательной, чтобы она могла сохранять спокойствие ума.
— Я бы встречался с вами чаще, но пытаюсь соблюдать осторожность.
— Но осторожность не в ваших привычках? — промурлыкала она, лукаво улыбнувшись.
Его улыбка померкла.
— Так почему-то все думают, и зря. Но скажите же мне, как, черт возьми, вам удалось убедить тетю передать мне сообщение? В последний раз, когда сия леди и я беседовали, она ясно дала понять, чтобы я держался от вас подальше.
— У нас всего пара минут. — Она грустно улыбнулась. — Я обещала ей, что не задержусь, и нам не хватит времени, чтобы совершить грехопадение.
Алекс согласился:
— Да, мне бы потребовалось гораздо, гораздо больше времени, чтобы отдать должное соблазну. А теперь, какое срочное дело заставило вас рискнуть и отправить мне записку?
Слушая Алекса, она словно воочию увидела страстную сцену — сбитые простыни, жаркие поцелуи… и все остальное. Она не была так уж несведуща, просто не знала некоторых подробностей. Однако и этого хватило, чтобы понять — если есть на свете мужчина, способный сделать физическое соитие восхитительным и исполненным наслаждения, то это Алекс. Прогнав прочь искусительную мысль, Эмилия открыла сумочку и извлекла сложенный листок бумаги.
— Я получила это утром. Разумеется, я сразу же подумала о вас.
— Обо мне?
Он взял листок из ее пальцев и развернул. Быстро прочел, хмуря брови. Эмилия знала в точности, что было написано в этой краткой записке, которая, несомненно, была частью более обширной переписки. Ведь она много раз читала и перечитывала ее, как только получила.
«В ваших объятиях я обрела себя, потому что мы с вами половинки друг друга. Кто бы мог вообразить, что акт, который многие женщины считают неприятным, исполнен такой поэзии? Знаю, ваш поступок не был намеренным, однако это произошло. С нами обоими! Скажите же мне, ибо я должна знать. Хотели бы вы все изменить? Променять нежные объятия и небывалое наслаждение на жизнь без меня? Без того, чтобы мы узнали друг друга?
Я бы этого не сделала, потому что я люблю вас.
Приходите ко мне, когда сможете, потому что разлука приводит меня в отчаяние.
С нежнейшим приветом
Анна Сент-Джеймс.
Датировано сегодняшним днем, семнадцатого августа, тысяча семьсот шестьдесят девятого года».
Алекс поднял голову и воззрился на нее:
— Кто-то послал вам вот это?
Она кивнула, прикусив губу:
— Письмо прибыло с почтой, адресованной лично мне. Печати не было, просто залепили воском. Отправитель решил не указывать своего имени на конверте.
— Любопытно.
— Так и мне показалось, особенно когда я увидела подпись внизу. Анна Сент-Джеймс! Я вдруг представила — вы обыскиваете кабинет отца, а потом кто-то посылает мне часть письма, написанного много лет назад одной из ваших родственниц. По крайней мере так можно предположить, судя по ее имени. Она вам родственница?
— Да. — Он не колебался, все еще не выпуская из длинных изящных пальцев листок пожелтевшей бумаги. Темные ресницы пригасили блеск глаз. — Хотел бы я знать, где они, то есть наш загадочный отправитель, могли это раздобыть. Хотелось бы и еще кое-что узнать, если честно. Мне очень не нравится, когда кто-то затевает игру, но почему-то забывает сообщить, что я — один из предполагаемых игроков.
— Для вас это что-то значит? — взволнованно спросила Эмилия. — Это имеет отношение к тому, что вы оказались на моем балконе в ночь нашей первой встречи?
— И да, и нет. Да, могу предположить, что имеет. Но не понимаю как.
Она уперла кулачки в бедра, сузив глаза.
— Не уверена, что смогу принять ответы, которые больше смахивают на отговорки, милорд.
Розовый тюль ей очень шел. С другой стороны, Алекс был совершенно уверен, что Эмилии идут все цвета. А будь на ней поменьше надето, она была бы еще красивее. Он видел холмики кремовой плоти над вырезом корсажа и вспоминал, как наблюдал за ней, когда она раздевалась. Неторопливые движения рук, спадающее с плеч платье; ее полуобнаженный силуэт, когда она нагнулась, чтобы расстегнуть подвязки и стянуть шелковые чулки с чудесных ножек…
«Вернись к действительности, а не мечтай о том, что лучше забыть».
Странная пара — добропорядочная мисс и Александр Сент-Джеймс, овеянный скандальной славой сын герцога Беркли! А часики тикают, отсчитывая минуты.
— Я начинаю думать, что сведения, которыми я все-таки располагаю, очень скудны или вообще не совсем верны, — тихо ответил он, решая про себя, стоит ли просить позволения оставить письмо у себя. — Признаюсь, я настолько не уверен в них, что не стоит и пытаться вам что-то объяснить. Однако я могу высказать свои догадки.