Мгновение они смотрели друг на друга - две маски со штампами на щеках. Смятой тряпкой лежал между ними на полу старый розовый халатик.
Орхидеи для Инессы
- Кто может сравни-иться с Матильдой мое-е-ей, сверкающей... там-пам-парам... - Теренс придал галстуку-бабочке идеальный наклон. Горизонтальная посадка с лёгким - очень лёгким! - углом влево.
У Инессы голубые глаза, туманный взгляд русалки. Она всегда так рассеяна, и её платочек порхает на паркет всякий раз, когда рядом есть мужчина.
Но теперь... теперь для неё существует только Теренс. Он помнил момент, когда это произошло.
Он помнил, как отворилась перед ним дверь. Створки бесшумно распахнулись, и музыкальный вихрь вальса Штрауса мягко толкнул его фрачную грудь. Возник, будто его включили, гул голосов, тонкий звон бокалов, шуршание подошв по паркету.
Она стояла посреди зала. Она сияла, как свеча. Бледными призраками показались ему фигуры таких же, как он, мужчин во фраках. Их всегда было много вокруг Инессы, и всегда кто-то - но не Теренс - пользовался вниманием хозяйки.
Глаза их встретились, и он пошёл прямо к ней. Чёрно-белые фигуры расступились, рассыпались, как осколки зеркал. А может, и не было никого, и это лишь тени самого Теренса кружили возле тонкого пламени Инессы?
Она уронила платок, и Теренс поймал его на лету.
- Благодарю, - Инесса взглянула ему в лицо, и он увидел своё отражение в её зрачках. Через кружевной комочек в ладони почувствовал, как дрогнули её пальцы. - Вы видели мои орхидеи?
- Орхидеи, - повторил он, чтобы почувствовать вкус этого слова.
- Они уже расцвели. - Инесса улыбнулась. Теренс ощутил, как заныло там, где должно быть сердце. Такого с ним ещё никогда не случалось.
Потом они танцевали - о, всего один танец, ведь книжка Инессы давно расписана - и он легко прикасался к её телу, прикрытому только слоем ткани.
Она ещё лишь раз взглянула ему в глаза, когда он отвёл её на место. К чему слова?
После танца он стоял среди гостей и знал, что она знает, что он знает. Потом он ушёл, и музыка вальса провожала его до двери.
На другой день она повела его в оранжерею, посмотреть орхидеи. Теренс шёл за ней между рядов горшочков, где сидели цветы. Инесса провела его до стены, сплошь стеклянной, матовой от влажного тепла.
- Вот эта моя любимая, - она тронула хрупкий лепесток. Бледно-лиловая, в чернильных крапинках, бабочка цветка легко качнулась. - Жаль, я не могу подарить её вам. Она не годится для бутоньерки.
- Почему? - глухо пробормотал Теренс, взяв пальцы Инессы и медленно поднеся к губам. - Она так похожа на вас.
- Цветок тут же рассыплется. Вы получите лишь обломки. Жалкий стержень с крошевом лепестков.
Он наклонился к поднятому в ожидании бледному лицу. Прикрытые голубые веки её трепетали, как лепестки, дрожали розовые губы.
Теренс легко прикоснулся к ним губами, а орхидеи смотрели на них сотнями глаз.
* * *
- Она только взглянет, как молнией ранит... - он повернулся, в последний раз оглядев себя в зеркале.
Сегодня он скажет ей всё. Как глупо скрывать то, что ясно им обоим. Пусть это разорвёт ему сердце. Он не может так больше.
Дверь распахнулась, как всегда, бесшумно. Тишина. Без музыки эти стены казались голыми, воздух - бестелесным. Теренс шагнул внутрь.
Она была одна в пустом зале. Полупрозрачные тела свечей медленно оплывали, их огоньки множились в огромных зеркалах, бросали блики на янтарный паркет.
Инесса следила за ним неподвижным взглядом, пока он шёл к ней. Её маленькие руки были сложены на поясе, крохотные бриллианты серёжек сердито блестели.
- Я здесь, - просто сказал Теренс.
- Я здесь, - ответила она, и он впервые не понял выражения её лица.
Инесса положила пальчики ему на плечо. Они танцевали в пустом зале, и вместе с ними беззвучно кружились их чёрно-белые отражения.
Наконец он остановился, и она, часто дыша, повисла на его руке. Платье закрутилось у его ног белой пеной. Теренс держал Инессу за плечи и слышал, как стучит её сердце.
- Пойдём. - Она взяла его за руку и повела за собой, как ребёнка.
Они прошли через оранжерею, и их шаги гулко отдавались от низкого потолка и прозрачных стен. Теренс закрыл глаза и позволил вести себя, чувствуя твёрдые, холодные пальчики в своей ладони.
Она остановилась. Он открыл глаза.
Белые занавеси на окнах. Большое зеркало спрятано под кружевной шалью. Массивная картина над бюро красного дерева затянута белой кисеёй, золото рамы тускло светит сквозь полупрозрачную ткань. Полог у кровати откинут, ложе застелено чёрным, атласные складки спадают до пола, лежат непроницаемой тенью на белом ковре.
Инесса подняла руки к высокой причёске, вытянула шпильку, тряхнула головой.