Глаза волка загорелись желтым светом, и он прорычал: «Могу я взять у тебя пенни? У меня нет даже пенни». И Ганс отдал ему пенни, не столько от страха, сколько из жалости. Из всех повстречавшихся ему зверей волк был единственным, у кого ничего не было. Забрав пенни Ганса, волк спросил: «Хочешь, я тебя подвезу?»
Ганс кивнул. Волк припал к земле, и Ганс вскарабкался ему на спину. А потом волк встал и помчался по дороге. Утопая в его мехе, Ганс крепко обхватил его за шею, и в мгновение ока волк превратился в великого принца, который жил во дворце. Когда они достигли дворцовых ворот, волк сказал: «Из всех моих подданных лишь ты один готов был дать мне пенни, потому я нарекаю тебя лордом Гансом, Гансом-Везунчиком, и ты до конца жизни будешь жить со мной у меня во дворце». И ворота открылись. Что бы там ни говорила бабушка Мэри, Фрэнк знал, что и для него, и для Опы Ганс-Везунчик существовал на самом деле.
Когда игра закончилась, мама взяла его на руки. У него было одиннадцать бобов – на четыре больше, чем у Генриетты, и на один больше, чем у Тома. Мама отнесла его в постель. Ему как раз хватило сил спрятать бобы под подушку, прежде чем он уснул.
Со своего места Мэри Элизабет видела несколько новых интересных предметов в комнате. Ближе всего из них были ее собственные ноги, торчавшие перед ней, как это часто бывало, указывающие наверх, но не двигающиеся, хотя ей казалось, будто они шевелятся. Ей удавалось только слегка покачивать ими то вперед, то назад, но Мэри Элизабет догадалась, что причина этой новой неподвижности в том, что мама обула ее в новые башмачки. Они были новыми и интересными, потому что привлекали внимание своим ярким цветом. Она наблюдала за ними. А потом Джоуи присел на корточки рядом с ней и услужливо сказал:
– Мэй Лиз красные туфельки. Мэй Лиз красные туфельки.
За туфельками и за Джоуи был Фрэнки. У Фрэнки имелся другой новый и интересный предмет: он торчал позади него, волочась по полу, а также выглядывал спереди. У него были уши и глаза, но он не выглядел живым. Фрэнки носился по комнате, и предмет следовал за ним. Фрэнки помахал рукой. Мэри Элизабет повернула голову и тело сначала в одну сторону, потом в другую, наблюдая за Фрэнки. Потом Джоуи подбежал к нему, схватил нижний край предмета и дернул его вверх, и Фрэнки упал.
– Это мое! – сказал Джоуи.
Затем мальчишки занялись тем, что всегда занимало Мэри Элизабет: они начали тянуть и толкаться, то туда, то сюда, пока Фрэнки не пихнул Джоуи так, что тот упал назад и начал кричать. Фрэнки ударил его и сказал:
– Хватит ныть, а то я тебе врежу, мало не покажется!
Мэри Элизабет подтянулась, используя тот же стул, о который опиралась всегда, – это было проще простого, особенно в туфельках, – и, преисполнившись волнения, обогнула стул, засмеялась, убрала руку со стула и помахала. Джоуи повернулся к ней. Слезы немного поутихли. Он полежал на полу, вздохнул и сел. Фрэнки и новый предмет убежали в столовую, и Мэри Элизабет услышала мамин голос:
– Мальчики, чем вы там опять занимаетесь? Если еще раз услышу вопли, свяжу вас вместе, как на прошлой неделе, и вам придется снова учиться действовать сообща! Ваши драки сводят меня с ума!
Мэри Элизабет сделала еще два шага, но ее ноги и туфельки не слишком хорошо работали, и хотя она все еще держалась одной рукой за стул, а второй махала, она не была уверена, что сумеет добраться от стула к столу. Да, она запуталась, вне всякого сомнения. Замерев, она посмотрела на Джоуи.
Джоуи к тому моменту как раз сел, скрестив ноги, и уставился на нее.
И действительно – она отпустила стул и махала в воздухе обеими руками. Такого раньше не случалось.
Улыбаясь, Джоуи подполз к ней, присел на корточки и сказал:
– Давай!
Она наклонилась к нему.
Верхний край красных туфелек врезался ей в кожу.
Она согнула колено – правое, то, которое чаще знало, что делает.
Она не упала.