Он занимался лаком для своих опытов. Приятель сказал ему: «Ты знаешь, старинный итальянский лак нельзя разложить. Тайна». Он достал итальянскую виолончель и содрал с нее два стакана лаку. Тут он впервые столкнулся с миром «итальянских тайн». Во всяком случае, перед ним легли сорок лет жизни музыкального мастера и изобретателя.
В конце прошлого столетия в газетах появились первые заметки об изобретениях Добрянского, совершенствовавших звук скрипки. Он был вызван в Петербург начальником придворного оркестра и Музыкального музея. Созвездие авторитетов с профессором Ауэром во главе дало о его работе блестящий отзыв. Газеты заговорили о Добрянском. В его мастерскую, в Одессу, пошли вереницы заказов. Ему присылали скрипки для переделки даже из Сибири. Тут открываются альбомы бесчисленных благодарностей Добрянскому. Из дрянных инструментов он делает чудеса.
Это была «прикладная» слава добропорядочного ремонтера, гардеровщика, как их называют в музыкальном мире. Он хорошо чинит скрипки, остальные размышления мастера никого не интересовали.
В той стране трудно было дышать новатору. Он мечтал о Европе, о свежем воздухе Запада, о далеких берегах, на которых живут богини свободных муз и наук, как он их представлял себе в школе…
В 1902 году он неожиданно получил срочное приглашение в Мюнхен известного импресарио Юлиуса Цета.
«Старый Мюнхен» — говорят об этом городе. Старый Мюнхен, город аккуратности, тишины, искусств, принял скромного приезжего вежливо, настороженно, может быть недоверчиво. В оперном оркестре Добрянскому вручили дешевую дюжинную скрипку, стоимостью в десять марок. «Усовершенствуйте ее по вашему способу». Добрянский усовершенствовал. Результат был так блестящ, что тотчас же после экспертизы ему был передан для переделки по его системе Страдивариус, принадлежавший известной скрипачке Каульбах-Скотт. «У меня есть два Страдивария, — сказала она, — малый и большой. Большой хорош, а малый плоховат; хотя он был у мастеров Лондона, Парижа, Берлина, они ничего не могли сделать». Добрянский переделал малого Страдивариуса, и он стал лучше большого. Тогда ему был передан большой. После переделки он стал еще лучше малого. Каульбах дала восторженный отзыв…
Мюнхенские газеты напечатали статьи под заголовком: «Изобретение, делающее эпоху». Баварский принц Людвиг-Фердинанд передал Добрянскому свою музыкальную коллекцию, и Добрянский блестяще переделал ему семнадцать скрипок. Знаменитый критик, гроза музыкального мира, профессор Мартин Краузе напечатал в «Мюзик-Вохе» статью, в которой написал: «Без зависти мы должны сказать, что в области усовершенствования скрипок этот русский может служить нам примером. Человек, который поставил себе целью усовершенствование скрипок, вошел в эту область с богатейшим запасом познаний, он в первый раз внес в скрипку теорию акустики». Другой виднейший музыкальный критик Германии, Макс Коп, написал о Добрянском как о гениальном мастере…
Мюнхен заговорил о скромном приезжем из Одессы. Старый Мюнхен.
По Максимилианштрассе шагал мастер Лев Добрянский, присматриваясь к вещам. Здесь можно было кое-что повидать и о многом подумать.
Антонио Страдивариус, гениальный итальянский мастер скрипок, умер в 1737 году. Это было двести лет назад. И тотчас же началась та величайшая трагедия скрипки, которая продолжается до сего времени. Эта страшная мысль пришла Льву Добрянскому не сразу, он бросился к изучению ворохов материалов — бумажных и материалов окружающей жизни, и с каждым новым шагом, среди темного лабиринта этого мастерства, все ясней становилось, что развитие скрипки остановилось, оно застыло по каким-то тогда неясным, заколдованным причинам…
Тотчас же после смерти великого старика его наследники подобрали в его мастерской все недоделанные и испорченные инструменты, доделали, наклеили прославленную марку Страдивариуса и пустили в продажу. Та мировая спекуляция именем Страдивариуса, которая продолжается доныне, началась еще у изголовья знаменитого покойника.
Это были скрипки так называемого «пятого» периода Страдивариуса, или «Полу-Страдиварии», — они хуже других.