Выбрать главу

Да и учиться нужно было долго; лучше ездить верхом на лошади.

Но нельзя сказать, что все уже в этой стране было так, как он мечтал. Так, его огорчило, например, то, что не было деревьев, про которые рассказывали, что растут на них драгоценные фрукты и каждый приходи и рви, сколько хочешь. Нужно было много работать, чтобы есть эти фрукты.

И к тому же ему очень захотелось посмотреть на свои родные места. Ночью ему снился его холм с дырявым шатром, и собака Аи, и дед, и хотя он знал, что деда нет, но все равно он ему снился. Ему даже жалко было брошенного мешочка с землей белуджей. Когда он представлял себе этот мешочек, который так любил дед, валяющимся на земле, под дождем, сердце его сжималось.

И потом очень уж ему хотелось рассказать толстому афганцу, который ел сушеную дыню, и солдату без штанов, да и всем, что вот он — из Страны Советов. Он — и милиционер, и колхоз, и машинист на паровозе. Теперь уже ему должны поверить.

…Однажды ночью он подошел к берегу реки Кушки. Это было уже давно, когда на краю страны было спокойно, охраны было меньше; житель гор и пустынь мог тогда найти тропку, по которой можно было пройти. Мумин вошел в воду и зашагал на тот берег.

«Солдаты могут заметить, — подумал он. — Ну так что ж? Теперь они увидят, что я не обманываю, а иду с того берега».

Вода оказалась холодной. Было очень темно, только полоса реки была белая и отражала звезды, а по бокам этой белой полосы было все черное. «Дорога в землю белуджей», — подумал Мумин, рассматривая звезды в реке.

Обходя острые камни, он подошел к берегу. Когда он ступил на ту сторону, сильные руки схватили его и повалили на камни. Он не закричал. Сверкнул ручной фонарик, и он увидел усатое лицо знакомого солдата. Мумину стало немного приятно, что это был знакомый солдат. Тот поднял Мумина за шиворот и потащил к будке.

В будке Мумин увидел начальника.

— Ты? Сын ящерицы? Ишак? — сказал он, ткнув в Мумина пальцем.

— Я не ишак, — сказал Мумин. — Я из колхоза. Знаете, я кто?

— Как же-с! Как же-с! — сказал начальник очень тонким голосом и приблизился к Мумину на цыпочках и так осторожно, будто боялся его разбить. — Очень знаем.

И вдруг он ударил Мумина кулаком в лицо. Он ударил так сильно, что Мумин упал на спину и в его глазах все закачалось и перевернулось кверху ногами: начальник, солдат, стол, лампа, и распахнутая дверь, и звезды на небе. «Звезды эти показывают дорогу в страну белуджей» — так успел подумать Мумин.

И тут же начальник и солдат принялись бить Мумина. Они били его долго. Били ногами, кулаками и даже какой-то доской, неизвестно откуда взявшейся.

— Чтобы ты на всю жизнь запомнил, откуда ты пришел! Чтобы ты забыл эту землю!.. — кричал кто-то.

Но кто — Мумин уже не мог понять. Ему было так больно, что он только думал: «За что? За то, что я пришел с той земли».

И тут Мумин понял, что эта земля, с которой он ушел, — его земля. А вся остальная — не его, чужая земля и злая.

И когда он понял это, то замолчал и сделал вид, что умер. Тогда солдаты на минуту остановились посмотреть на него, действительно ли он умер, этот маленький белудж.

Мумин был ловок и быстр, как кошка. Он вскочил с земли и тотчас исчез за дверью, за которой продолжали еще видеться звезды, показывающие разные дороги.

ПСИХРОМЕТР АСМАНА

Старый немец Асман — ученый, сконструировавший метеорологический прибор, похожий на двойное дуло охотничьей двустволки. Он не знал, сколько конфликтов и душевных волнений будет стоить его детище нам, пересекавшим на автомобиле горячие земли Средней Азии. Нежный предмет, измеряющий влажность воздуха, слишком хрупкий, чтобы ехать в грузовике стандартного типа, слишком тонкий и задумчивый, чтобы поспевать за пробеговой скоростью, он стал мерой бушевания страстей на машине № 20 ЗИС-3 — грузовик-двухсполовинотонка.

Началось это в Ташкенте. Четыре человека, четыре новых спутника — три научных работника и один корреспондент — присоединились к экспедиции на площади у Узбекского Совнаркома. Четыре новых соседа принесли к артельному котлу свой багаж и свои дары: ботаник Градов декорировал все двадцать четыре радиатора живыми цветами, лучшими цветами ботанического сада Средней Азии; почвовед Богданов пел басовые арии и стал ценным грузом для любой машины; корреспондент Зверев был корреспондентом, он блестел очками, — он может быть украшением машины. Пусть едет в кузове, и блестит очками, и говорит о своих делах, пусть прохожие его видят и дают ему материал. Это необходимо.

Хуже всего было с четвертым пассажиром. К нашей машине подошел тихий, сосредоточенный мужчина в кожанке и протянул нам в кузов чемодан.