— Профессор, что вы там делаете? — кричат они, натягивая на себя синие и желтые комбинезоны и подбегая к холодной воде колодца. — Доброе утро, профессор!
— Доброе утро. Я привык вставать рано. Вот рассматриваю солнце. Ожидается нынче хороший день.
Каждое утро он встает раньше всех. Он долго ходит вдоль шеренги холодных автомобилей. Он с самой зари занят самыми разнообразными делами: на холмах он собирает какие-то травки, стругает палочки, пристраивает какие-то баночки, прибивает гвоздики. Он ходит и тихо поет романс, какую-то старую песенку, известную только ему одному, пожилому, седеющему человеку.
Он не похож на наших автомобилистов, громких и разговорчивых, сверкающих историями и анекдотами, с голосами хриплыми и раскатистыми, напоминающими рев автомобильных гудков.
Но вот уже несколько дней, как все привыкли видеть его тихую суетню вокруг колонны…
Ночевка в Ходжейли происходила у нас в огромном саду, где колонна нашла зеленый чай, ужин, замечательную звездную ночь. Здесь утром к нам присоединился этот пассажир, появившийся в экспедиции так незаметно и естественно, точно возник он из воздуха оазиса вместе с утренними тенями тополей.
Его появление требует предисловия.
Самая большая и заманчивая загадка пустыни Каракумы лежит в нескольких километрах к юго-западу от Хорезмского оазиса. На научном языке это называется проблемой Узбоя. Цепь впадин, состоящая из высохшего русла Кунядарьи, высохшего озера Сарыкамыш, высохшего русла Узбой, — сложный и романтический узел, волновавший многие головы в течение многих веков.
Большая среднеазиатская река Амударья бежит от границ Индии к Чарджую, мимо земель бывшего Бухарского ханства, через азиатские пески к Хорезмскому оазису. До этого места все обстоит сравнительно нормально, но река течет дальше, и тут начинается проблема, которой посвящено много научных исследований, легенд, рассказов и стихов. Река здесь, в древнем оазисе, еще до существования Хивинского ханства поворачивала в сторону от Аральского моря, уходила в пустыню и втекала в Каспий. Но несколько столетий назад эта ее половина отсохла, точно рука, пораженная проказой. Кусок реки высох, и Амударья стала впадать в Аральское море.
Английские путешественники и купцы XV столетия, приезжавшие в Хиву со стороны Каспийского моря, видели еще богатые города, оазисы, крепости, аулы, табуны скота вдоль Узбоя и Сарыкамыша.
В 1715 году Петр Великий отправил в пустыню Каракумы экспедицию поручика Бековича-Черкасского, чтобы проверить, есть ли правда в легенде о высохшем русле Амударьи. Говорят, будто узбеки, воевавшие с туркменами из-за воды, возле урочища Харакай перегородили Амударью плотиной, и вот она потекла в другое море. Страна узбойских оазисов задохлась в конвульсиях безводья, растения засохли, пески пустыни засыпали страну.
Но если пустить реку по старому руслу, то можно открыть по Волге, Каспию и Аму великий водный путь из России в Индию.
Через шесть месяцев Бекович-Черкасский вернулся, потеряв половину людей в пустыне и не найдя сухого русла. Тогда была снаряжена новая экспедиция. Она состояла из семи тысяч человек. Полтора года они бродили по пустыне, и ни один из них не вернулся обратно. Часть из них погибла в песках, а часть была перебита туземцами.
Сухие русла и озера были найдены значительно позже. Что можно сказать о стране, покрытой саваном песков?
«Сейчас об этой стране, говоря откровенно, мы знаем немногим больше Бековича, — писал один исследователь. — Мы имеем маршрутные схемы и записи топографических съемок, но никто не может поручиться за их точность. Мы знаем о существовании цепи Кунядарья — озеро Сарыкамыш — Узбой, но нет ни одного человека, который прошел бы вдоль всей цепи. Темное, туманное пятно лежит между двумя морями. Остатки древних башен стерегут границу двух пустынь — Каракумы и Усть-Уртского плоскогорья. И положа руку на сердце никто из нас не может сказать, отвечает ли истине вся сумма ботанических, топографических, геологических и иных сведений, которая собрана трудами одиночек исследователей в течение десятилетий…»
…Колонна каракумского автопробега приближалась к границе двух пустынь, к системе высохших впадин, пересекая Хорезмский округ и каракалпакский город Ходжейли, чтобы в туркменском городе Куня-Ургенч оторваться от культурной полосы оазиса и уйти в пески Туркменской Республики.
Ночевка в Ходжейли, как я сказал, происходила и саду, в высокой траве, на берегу пруда, среди тополей и оросительных канавок. Толстыми восточными одеялами участники пробега отгораживались от неба, наполненного звездами, от журчания воды, от высоких деревьев, стерегущих пруд. То ли комары слишком звенели над ухом или ночь была очень душная, но сна как-то не получалось. Он летел прочь, а на его место приходили разговоры о бывшем хозяине этого сада — одном из богачей Хивинского ханства, о каких-то гаремах и других восточных вещах. Кто-то сказал: здесь одна из последних ночевок в оазисе, — тогда все вспомнили, что лежат почти рядом с пустыней; им показалось, что она находится за деревьями, и сон окончательно убежал.