— Через два дня мы увидим Кунядарью. Я возьму в гербарий ветку саксаула, растущего на дне впадины, — смазал научный работник, сбрасывая одеяло.
— Сто лет назад об этом можно было мечтать, — ответил ему товарищ, и они заговорили о преобладающей флоре сарыкамышских солончаков.
Они были талантливыми учеными, руководителями видных научных учреждений, но все же они были молоды: казалось, будто они собираются срывать для своих гербариев неприступные альпийские розы.
— Бекович-Черкасский погиб в оазисе, может быть в этом же саду, — сказал один молодой писатель. — Предок хозяина сада был феодалом, беком и воином, породившим нынешних басмачей.
Писатель не раз бывал в пустыне и три года работал над книжкой, в которой добросовестно рассказывал о проблемах Каракумов. Он знал все скучные и веселые тропинки каракумской истории, читал отчеты многочисленных экспедиций и ясно представлял себе людей, мелькавших в академических сборниках: Карелин, Коншин, Молчанов, Дубянский. Это все ученые-исследователи, приходившие и приезжавшие на верблюдах к высохшим впадинам и одиноким колодцам, чтобы сделать сухие и точные отметки о найденных ракушках, составе почвы, эндемическом[2] составе растений. Многие из этих людей давно ушли, оставив лишь краткие заметки; другие дали огромные труды по таким практическим и специальным вопросам, что на их изучение потребовалось полжизни. Такова, например, книжка профессора Цинзерлинга об ирригационной сети Амударьи, о характере и всех хороших и дурных привычках этой замечательной реки.
Когда писатель собирался уже под утро заснуть, то увидел небольшого человека с маленькими усиками, идущего по траве к баку с кипятком. Это был профессор Цинзерлинг. Он держал в руках какой-то мешок и жестяную кружку.
— Вставайте, вставайте, друзья, — сказал он научным работникам. — Я уже приготовил себе копченое стеклышко. Ведь на сегодня назначено затмение солнца. Оно в оазисе должно быть прекрасно видно. Впрочем, ваши синие автомобильные очки еще лучше для затмения.
Он выпросил у кого-то очки и, протерев их платочком, побежал на солнышко.
Целый день он делал какие-то записи, потом ходил вокруг машин и осматривал их, как привык осматривать караван, везущий его в пустыню. Он видел в своей жизни разные караваны: мексиканских лошадей и туркменских верблюдов, калифорнийских ослов и африканских слонов. Караван машин ему понравился. Он, довольный, уселся в машину и начал раскладывать вокруг себя пожитки. Так он приехал в Куня-Ургенч.
Человек стоит на крыше и смотрит на древние развалины, на песчаный туман, в который уйдет через три часа экспедиция.
Человек этот разглядывает пустыню, как собственную комнату. Сколько им видано солнц в пустыне, сколько троп, сколько переходов! Двадцать пять лет назад он бродил в песках Калифорнии и Мексики. Он знает все пустыни мира. С 1913 года он путешествует в Каракумах и Кзылкумах. Шесть лет он прожил в дореволюционной Хиве, в оазисе, руководя ирригационными работами на Амударье, от Колорадо до Аму, от кактусов калифорнийских пустынь до саксаула Туркмении… И вот еще раз солнце встает над пустынями мира. Ветер и песок бьются о брезентовые сапоги со шнурочками. Москиты оазисов, полевая сумка, туркменские верблюды, калифорнийские кактусы, полынь белой земли. Анабасис, трава солончаков… Куда сегодня поедет ученый, чтобы открыть тайну, убегавшую в течение десятилетии? Двадцать лет назад он занялся капризной рекой Аму. Он изучал ее привычки, ее ирригационную сеть, ее высохшие русла, уходящие в пустыню. Профессор Цинзерлинг — автор проекта орошения Каракумов. Этот проект грандиозен до головокружения. Система высохших русел — Кунядарьи, Узбоя, Сарыкамышская впадина — наполняется водой. Генеральная плотина у Тахиа-Таша часть Амударьи поворачивает в Каракум. Стоимость плотины — 15 миллионов рублей. Три плотины дают гидроэлектроэнергию, равную энергии Днепрогэса. Открывается морское судоходство по Узбою и Кунядарье. От памятника, где расстреляны в пустыне бакинские комиссары, в сторону Ашхабада протягивается озеро длиной в 150 километров. Сарыкамыш становится гигантским озером в 7 тысяч квадратных километров. Это генеральный план. План же завтрашнего дня — обводнение Узбоя и Западной Туркмении, плотина у Тахиа-Таша. В декабре 1932 года Госплан СССР одобрил проект, но предложил изучить и все другие варианты.