– Я тоже, – сказала она. – И это мое богатство. Я люблю свою тетушку, своих друзей и моих дорогих детей. Чего еще мне желать? У меня есть все, что нужно. И я счастлива. Я где-то читала, что часто мы проводим всю жизнь в поисках того, что уже имеем. Мне повезло, я понимаю. Понимаю, потому что сегодня я чуть было все это не потеряла. И я всю жизнь буду благодарна вам за то, что счастье теперь для меня возможно.
Эйдан успокоился. А может, позволил себе успокоиться, чтобы не терзаться мыслью о том, что лишил Еву надежды на счастливый брак в будущем. Он подозревал, что Ева слишком горячо убеждала его в том, что она на это и не надеется. Но разве у него был выбор? А у нее? Никакого. И поэтому бессмысленно жалеть о том, что он мог бы найти другой способ ей помочь. Да его просто не было, другого способа.
– Потанцуем еще? – спросила его жена. Он встал и протянул ей руку.
– Да, – согласился он. – Еще один раз.
Тетя Мэри, сидевшая с двумя дамами неподалеку, с довольным видом кивнула Еве и Эйдану.
«Еще один раз»… Эти слова, казалось, что-то завершали.
С утра снова моросил дождь. Несмотря на то что накануне Ева поздно легла спать, она поднялась рано и направилась на конюшню, чтобы проводить полковника Бедвина, хотя он и предупреждал, что она промокнет, и советовал не выходить из дома. Она завернулась в плащ и накинула на голову большой капюшон.
Полковник был в мундире, но не в парадном. Этот выглядел поношенным, немного выцветшим и потертым. Он плотно облегал его фигуру, был удобным и очень шел ему. Вот так он и должен одеваться всегда, подумала Ева. Он казался ей гигантом и выглядел очень мужественным.
Сэм Пэтчет вывел из денника коня полковника. Чарли суетился вокруг коня денщика, стараясь быть полезным.
Полковник повернулся к Еве. Он весь промок, да и ее плащ тоже пропускал влагу. Они смотрели друг на друга, но ни один не находил слов для прощания.
– Вот все и кончено, – сдавленным голосом произнес полковник. – Для меня было честью быть вам полезным, мадам.
Ева заставила себя через силу улыбнуться.
– Это честь для меня, – ответила она.
Они не могли бы проявить большую церемонность, даже если бы постарались.
Полковник щелкнул каблуками, поклонился и взял у Сэма поводья. Но вдруг, резко повернувшись, он протянул Еве руку. Несколько мгновений они стояли молча, крепко, до боли сжимая друг другу руки.
– Будьте счастливы, – сказал полковник.
– Вы тоже. – У нее сжалось горло.
Затем он отпустил руку Евы и одним быстрым ловким движением вскочил в седло. Убедившись, что его денщик готов последовать за ним, полковник выехал со двора, и копыта его коня застучали по мокрым булыжникам.
Ева подняла руку, чтобы помахать ему на прощание, но он не оглянулся. Скоро он скрылся за стеной, а Ева подбежала к воротам и смотрела, как он галопом скачет по дороге, пока не исчез за деревьями. Он так ни разу и не оглянулся.
Капли дождя, катившиеся по ее лицу, смешались с горячими слезами. Она вытерла их и еще ниже надвинула капюшон. Если бы она могла позволить себе слабость, то рыдала бы безутешно, оплакивая потерю благородного человека, которого она больше никогда не увидит, хотя он навсегда останется ее мужем. Она оплакивала бы утрату любви и человека, который опоздал вернуться домой. Оплакивала бы брата, по которому даже не могла носить траур. И свое будущее, казавшееся устрашающе пустым и безрадостным.
Она стала считать, загибая пальцы. Вчера у них была стычка с Сесилом, а вечером они танцевали; позавчера вернулись из Лондона; днем раньше они поженились; предыдущим днем они поехали в Лондон, перед этим была поминальная служба; а перед этим день, когда Эйдан согласился сказать слово о Перси в церкви; и еще первый день, когда он привез из Франции печальную весть. Семь дней. Ровно неделя. Неделю назад в этот час она еще не знала, что Перси умер. И до прошлой недели она и ведать не ведала ни о каком полковнике Эйдане Бедвине.
А сейчас они оба ее покинули. Навсегда.
И слово «навсегда» относилось именно к полковнику. Ведь они договорились об этом с самого начала.
Еве было тяжело сразу же вернуться в дом. Не обращая внимания на дождь и мокрую траву, она направилась через лужайку к пруду. Они шли здесь с полковником всего неделю назад. Она не успела далеко уйти, как ее догнал Маффин, очень похожий на увеличенную в несколько раз мокрую крысу.
– Ну, Маффин, – обратилась к псу Ева, – может, ты объяснишь, почему так хочется рыдать, когда даже не знаешь, кого из троих ты оплакиваешь? Перси? Джона? Или полковника Бедвина?
Маффин, прыгая на трех лапах, обнюхивал траву, но ответа у него не было. Он вообще не обращал на Еву внимания, за что она была ему бесконечно благодарна, ибо больше уже не могла притворяться, что по ее щекам катятся дождевые капли, соленые на вкус.
Глава 9
Ненастная погода и раскисшие дороги вынудили Эйдана переночевать в гостинице. И только пополудни следующего дня он наконец выехал на прямую широкую аллею, по сторонам которой, как солдаты на параде, выстроились вязы. Аллея вела к Линдсей-Холлу. Наконец-то он дома!
Эйдан пришпорил лошадь. Он не был уверен, что застанет в поместье кого-нибудь из членов своей семьи. Они все могут проводить сезон в Лондоне, хотя он знал, что его родные не принадлежат к любителям легкомысленных светских развлечений. Бьюкасл, без сомнения, там, выполняет свои обязанности в палате лордов. Полковник все же надеялся застать дома кого-нибудь из своих братьев и сестер. Ему надо было как-то развеять свое мрачное настроение.
Вдали показался дом, и Эйдана охватило волнение, он почти до боли любил свое родовое гнездо. При виде массивного каменного здания у него всегда перехватывало дыхание: Линдсей-Холл был великолепен, несмотря на смешение разных архитектурных стилей. Он принадлежал семье еще с тех пор, как в средние века там был возведен небольшой особняк. Последующие поколения владельцев присоединяли к нему пристройки, не внося никаких изменений, и даже не пытались сгладить различия между архитектурой разных веков.
На некотором расстоянии от дома аллея раздваивалась и огибала великолепный красочный цветник, в середине которого возвышался мраморный фонтан, творение прадеда-георгианца. Струи фонтана били на высоту в тридцать футов и падали вниз по окружности, образуя сияющий всеми цветами радуги зонт.
Эйдан повернул влево и увидел, как из-за расположенной вдалеке конюшни выехали три всадника – двое мужчин и женщина. Завидев его, все трое натянули поводья, Фрея вскрикнула и с безрассудной скоростью поскакала вокруг цветника к брату.
– Эйдан! – воскликнула она, когда была достаточно близко, чтобы он мог ее услышать. – Ах ты, злодей! Даже не предупредил нас о своем приезде!
Полковник остановился, когда всадница подъехала к нему и по-мужски протянула ему руку. Она сидела в дамском седле, что случалось не часто. Из-под щегольской шляпы с перьями ниспадали ее белокурые распущенные волосы. Копна спутанных кудрей доходила ей почти до пояса. Все та же милая Фрея!
– Но для чего же существуют сюрпризы? – сказал он, сжимая руку сестры. – Как поживаешь, Фрея?
Она выглядела здоровой, загорелой, с блестящими глазами и совсем не походила на благородную леди. Такой она была совсем девчонкой, когда приводила в отчаяние часто сменявшихся гувернанток.
– Еще лучше от того, что вижу тебя, – ответила она. – А Вулф знает, что ты в Англии? Это так на него похоже – даже не сообщить нам о твоем приезде.
– Я ничего не писал Бьюкаслу, – сказал Эйдан. Неспешно подъехали двое его братьев. Рэннальф, белокурый гигант, улыбаясь, протянул огромную ладонь.
– Чертовски рад тебя видеть, Эйдан. – Ты к нам надолго?
Более худощавый и смуглый Аллин, младший, радостно улыбнулся.
– Воин возвращается победителем, – сказал он. – А что, в кавалерии тебе не дают ни пера, ни бумаги?