И доктор отвечает:
— Он русский!
— Русский, русский! — проносится шёпот по всей зале. Я спасён.
Когда я уходил из ресторана, я получил букетик фиалок от mademoiselle G.
Через несколько недель, в одном тире, во мне признали русского. И хотя я стрелял отвратительно, мне выражали громко одобрение каждый раз, когда мне случайно удавалось попасть в цель.
Ou est la femme?
Везде. В истории этого народа, в сердце каждого мужчины, в их литературе. Ах, эта скучная устаревшая литература, в которой в наши дни даже такой малооригинальный талант и такая убогая личность, как Марсель Прево, имеет значение. Когда-то было иначе. Однажды, в критический момент, полководцем этого народа была женщина. Войска пошли за ней, и она победила. И теперь народ ведёт женщина; она сидит высоко на коне и управляет всеми. Только конь становится на дыбы и пятится, и народ следует за ним — и идёт всё назад и назад. Тщетно назначают премии за рождение детей, тщетно сенатор Беранже работает против упадка нравов, — абсент и весёлый порок побеждают. Перевёрнуты вверх дном старые понятия, ни в чём нет больше меры, и ничто, ничто не стыдно. Уже во времена великой революции в понятиях произошли коренные изменения. Закон запрещал казнить беременных женщин, и бедные жёнщины, так же, как и знатные дамы, отдавались без размышлений в тюрьмах и в тюремных дворах, чтобы забеременеть от кого бы то ни было.
В безчисленных кабачках гостям прислуживают молодые девушки. Обязанность этих девушек состоит преимущественно в том, чтобы ходить по улицам и заманивать во что бы то ни стало в помещение мужчин. В воскресенье молодую девушку приходит навестить её мать; она гордится своей дочерью, которая зарабатывает так много денег, и идёт с ней гулять по улицам. И её брат, солдат, тоже пользуется своим отпуском, чтобы прийти в гости к своей сестре. Он встречает её с военным, со своим собственным лейтенантом или капитаном; и юный солдатик здоровается со своим начальством, чрезвычайно польщённый, и думает: «Какой, однако, важной особой стала моя сестра, она носит шёлковые платья и лакированные ботинки и гуляет с моим собственным лейтенантом!»
В продолжение трёх лет я мог наблюдать такие факты совсем близко около себя.
В Латинском квартале нередко видишь, как молодые девушки, влюблённые в студентов, приходят в рестораны с грудным ребёнком на руках. И никто, никто не видит в этом ничего предосудительного, напротив, все почтительно расступаются перед ними. Может быть, это прекрасный обычай и свидетельствует о высоте их образа мысли; хорошо! Но всё же прежние понятия перевёрнуты вверх дном.
В один прекрасный летний вечер видел я такую картину: парочка выходила из ресторана. Он — офицер, шатался и был навеселе, его мундир был в безпорядке; сабля висела у него с правой стороны. Ах, эти французские офицеры! Его девица, сидевшая с ним в ресторане, от чрезмерной шаловливости, срезала пуговицы с его мундира и перевесила ему саблю на правый бок. И вот в таком виде он идёт по улице, поёт и шатается. И никого это не оскорбляет.
Во французской военной форме не хватало только нескольких пуговиц — но ведь было так жарко.
Ou est la femme? Везде. Иногда этому народу, чтобы среди его возни с женщинами дать покой хотя бы во время обеда, приходится принимать решительные меры: во многих больших кухмистерских, в так называемых «bouillons» служанки, чтобы быть принятыми на службу, должны представлять свидетельство, что им больше тридцати лет. Предполагается, впрочем очень ошибочно, что в этом возрасте они спокойнее относятся к гостям и гости к ним.
Ужин у кокетки mademoiselle F.
Мать этой кокетки родом из Нормандии, она предприняла далёкое путешествие в Париж, чтобы навестить свою дочь. Дочери хочется оказать своей матери всевозможное внимание и в то же время похвастаться перед ней своим изящным знакомством; она приглашает её на ужин.
Было человек восемь-десять гостей, между ними monsieur R., любовник дочери, слывший за богатого человека.
Во время ужина mademoiselle шепчет своему кавалеру с правой стороны;
— Займитесь немного моей матерью.
Но старая сорокалетняя крестьянка сама отлично пристроилась, она шепчется и шушукается со своим соседом, любовником дочери. Вскоре хорошая еда и вино начинают иметь своё действие, и она громко говорит о том, как ей нравится в Париже. У неё широкий рот и вздёрнутый нос — настоящее лицо проститутки. Она становится всё веселее и веселее, совсем наваливается на господина R., толкает его в бок, наклоняется к нему и кричит дочери, которая сидит на другом конце стола:
— Ты только не воображай, что ты можешь научить меня чему-нибудь.