«Грант никогда больше здесь не появится».
«Что?»
«Так что лучше тебе рассказать мне все о том, что он тебе сказал, и отдать мне все письма и бумаги, которые он тебе передал», сказал Хорэс. «Лживый маленький негритёнок, у тебя не получится отравить мне будущее, утаивая от меня информацию».
Вспышка была внезапной и яркой.
Она вырвалась из темного амуничника, а вслед за ней быстро последовала и вторая. Хорэс закрыл глаза, словно пытаясь прогнать расплывшееся перед ними движущееся фиолетовое пятно. Он споткнулся об ограду стойла.
Из-за фотоаппарата и вспышки вышел Лайм. «Я должен был тебя предупредить, но ты тоже должен был мне заранее сказать о том, какой же ты подлец и негодяй. Тогда все было намного проще и удобнее».
Хорэс схватил свой фонарь и широко размахнулся им, как палашом, разбив при этом стекло о столб, и на него брызнул керосин. И загорелся. Огонь быстро стал распространяться по его сюртуку.
Эфрем схватил из стойла одеяло и бросил его на Хорэса, стремясь загасить пламя. Пока оно его не поглотило. Хорэс вскочил на ноги и, крича, побежал к дверям конюшни.
«Боже! Спасите! Я горю!»
У загона Хорэс развернулся на месте и стал стягивать с себя подпалившийся сюртук, продолжая кричать. Истеричным благим матом. Еще одна вспышка, и сделан еще один снимок.
Из конюшни вышел Лайм, вместе Эфремом, шедшим рядом с ним, и сказал: «Вы разоблачены, теперь мы знаем, кто вы такой, мистер Хорэс. Насекомое. Вредитель. И не кричите, потому что вы не горите».
«О Боже, вы не понимаете!»
Хорэс упал на колени, а затем бросился спиной на землю. Его окружили охранники с винтовками, выскочившие из темноты и перелезшие через ограду загона. Наведя на него винтовки, они стали окружать Хорэса со всех сторон, их было четверо, каждый на расстоянии около шести футов от него. Хорэс катался по земле и корчился. И кричал.
Лайм завопил: «Грант подозревал и принял меры, но ты ни хрена не горишь!»
Хорэс заорал: «Вы не понимаете… – я должен был принести… – конюшню нужно было взорвать, вместе с этим пацаном в ней, если он ничего не скажет! Боже, помогите!»
Наконец, он разорвал свой длинный сюртук, и оказалось, что из внутреннего кармана жилета у него торчит динамитная шашка, застрявшая в порванной дыре в подкладке, она запуталась в ткани, шипела, и по бикфордову шнуру вниз бежал огонь.
Хорэс орал: «Горит! Она загорелась! И запуталась!»
Охранники сделали полшага вперед, а затем подняли оружие и развернулись к нему спиной, и тут динамит взорвался. Лайм схватил Эфрема за голову и отвернул ее в сторону, обхватив ему уши руками.
Лайм тихо сказал Эфрему: «Я должен, обязан, сделать несколько снимков, но тебе на это смотреть нельзя, парень. Не оборачивайся и беги к бабушке. Беги туда».
* * *
С неба упали бомбы. Гибнущими морскими птицами они стали падать на палубы десятков кораблей, под десятками флагов. Отскакивая от поручней, падая в воду, запутываясь или скатываясь по парусам.
Лишь некоторые из них стали мишенями снайперов и, сбитые их выстрелами, упали в океан или были сброшены с палуб в сети. Экипажи этих кораблей приготовились к взрывам, но их так и не произошло. Совсем другие бомбы легли на доски палуб. Верхушки их раскрылись, и внутри оказалась только бумага.
Гладстон поднял глаза над носом башенного броненосца Флота Ее Величества «Кэптен» и увидел дирижабль с развевающимся флагом, плывший высоко в облаках. Из его открытого люка падала последняя агитационная бомба.
Гладстон прочел текст листовки, а затем вновь посмотрел в небо. Пытаясь расшифровать то, что в ней написано, и что еще более важно, зачем и почему это было написано: загадка, которую он не мог разгадать.
Вокруг, на палубах других кораблей, некоторые из них находились на расстоянии нескольких миль от него или даже больше, еще раздавались выстрелы с некоторым интервалом, и у каждого орудия был собственный отличительный звук и эхо, по которым можно было определить страну.
* * *
«Это ответ на твое послание, Сэм. Каждая страна высказалась».
Грант, сидевший за своим столом, по-прежнему скованный наручниками, ответил: «Теперь эти мои заверения почти ничего не будут значить…»