75-метровый Наутилус был изуродован огнем из орудий и стоял теперь здесь, всеми заброшенный. Его железный остов теперь представлял собой полностью раскуроченный скелет, его клёпаная обшивка с превеликим трудом еще пыталась сохранить свою знаменитую сигарообразную форму. Военные корабли постарались разрушить его по максимуму, но море подобрало безжизненный его корпус.
На самом краю дока Немо опустился на колени, протянув руки к трещине в стеклянном куполе носовой части подводной лодки, теперь изрешеченном пулевыми отверстиями. Плечо ему пронзила острая, как молния, боль, и пальцы его, скользнув по железной обшивке, оказались измазанными в окровавленной ржавчине.
«Меч океана», сказал Дункан.
«Конечно, надеяться, что флот Соединенных Штатов будет содержать захваченное судно, уникальное и самое продвинутое в мире, в полном порядке, это значит ожидать слишком многого». Немо встал, вытирая руки. «Да, черт, уж слишком многого».
* * *
Цинциннати взял препятствие, искусно и ловко перелетев копытами над верхней планкой, после чего на полном ходу опустился на землю. Ноги Моргана [изысканная порода лошадей] не останавливались ни на секунду: пролетев в воздухе, конь вновь оказался на земле, а затем помчался к следующему барьеру. Грант немного приподнялся над седлом, сжав колени и наклонившись вперед, и, хорошо зная ритм движений свой лошади, стал сдерживать порыв Цинциннати.
Отстав от них на полминуты, то же препятствие взял и генерал Зигель на своем высоком арабском скакуне, тяжело приземлившись, а затем пришпорив животное. Зигель крепко сжал поводья, погнав лошадь вперед, но тут ей в бок вонзилась пуля, брызнула и потекла кровь.
Арабский скакун громко заржал, рухнув на ноги.
Они кувырком полетели по мокрой траве, арабский жеребец отдернул голову назад, широко раскрыв рот. Зигель вынырнул из седла, тяжело рухнув на землю, как раз в тот момент, когда лошадь врезалась в землю, расплескивая при ударе вокруг себя воду и грязь.
Грант, широко развернувшись, пересек на Цинциннати поле – собственность Белого дома. Он погнал свою лошадь галопом во весь опор, пригнувшись головой и телом от седла к телу лошади.
Новый выстрел. По звуку – скорострельная винтовка.
Грант быстро заставил своего коня опуститься на землю, правильно поджав ноги и прижав голову к земле. Он выскочил из стремени, перекатился и оказался с другой стороны животного, положив руки коню на шею, а затем крикнул: «Франц, ты ранен?»
Зигель, укрывшийся за вздымающимся животом арабского скакуна, проверил свой револьвер Гассера. «Нет – кажется, нет!»
Арабский жеребец завертел головой, пытаясь подняться с земли, и тогда Грант сказал: «Если он поднимется и помчится, ты потеряешь укрытие!»
Зигель наклонился к мокрому от крови коню, похлопав его. Поглаживая и успокаивая жеребца. В землю на расстоянии какого-то дюйма от них ударила пуля. Скакун замолотил задними ногами, яростно рубя ими воздух. Зигель, опустив пистолет, прильнул к широкому телу арабского скакуна, к его уху и развернул его к своему рту, дав возможность животному почувствовать его теплое дыхание. Лошадь немного успокоилась и осталась лежать.
«Не могу понять, откуда, черт, стреляют!», сказал Грант, вглядываясь в линию деревьев вдали, которая являлась естественным ограждением территории Белого дома. Густое и разросшееся ограждение весной, но теперь, зимой, эти деревья были голыми, в них невозможно было укрыться.
«Господин Президент! Сэр!»
Грант замахал рукой своим охранникам, помчавшимся к нему со стороны конюшен: «Ложитесь, черт, его нигде не видно!»
Он взвел курок извлеченного из плечевой кобуры морского Кольта и прицелился, но все, что он видел вокруг себя, растворялось в зимней серости, становясь нечетким, безликим и неприметным.
Из оранжереи выбежали охранники и побежали к нему, пригнувшись, а затем залегли у тренировочных препятствий, положив свои винтовки на деревянные столбики. Вновь раздался крик: «Г-н Президент – сэр!»