Ладани поставил пленку магнитофона в исходное положение, и они двинулись к выходу.
Заперев дверь, подполковник протянул ему ключи:
— Завтра утром я хотел бы из своего кабинета слышать каждое слово, произносимое в этой квартире!
— К полуночи сделаем, — пообещал Ладани. — Сможешь услышать даже шорохи привидений!
Спустившись, Ружа направился не на улицу, а во двор.
Желтые плитки, которыми был вымощен двор, дышали холодной сыростью. Из окна привратницкой лился голубоватый свет телевизора. Напротив, в квартире с опущенными плотными шторами, кто-то тихонько играл на рояле. «Гайдн», — прислушавшись, определил Ружа.
Он обошел двор, заглядывая в подвальные окна, осматривая углы и ведущие к квартирам первого этажа ступеньки, и вернулся к машине.
— Ну и проголодался же я, — пожаловался он старшему лейтенанту.
— Сейчас бы тарелочку фасолевого супа! — со стоном вырвалось из груди Салаи.
— Я не против, — согласился Ружа. — Одна группа пусть останется здесь. Салаи, объясни им, что нужно делать. Остальные свободны. Ладани! Ты поедешь с нами.
Он сел в машину. Проехав по улице Вешшелени, черная «волга» свернула на бульвар Танач.
Через минуту капитан Кути с величайшей радостью принял по радиотелефону приглашение шефа на очередной фасолевый суп.
4
— Если я когда-нибудь выиграю в лотерею крупную сумму, — сидя уже в ресторане в ожидании супа, мечтал Кути, — то найму Эву Ласло, доктора Немеша и обоих его помощников двое суток подряд непрерывно следить за мной и заботиться о моей сохранности. При этом им будет позволено есть только чайную колбасу, зельц и охотничью салями, а пить только ледяное молоко, несвежую колу и теплую трауби-соду. Менять белье им будет запрещено, умываться они смогут только из тазика в жилом вагончике, а чтобы не уснуть, они обязаны будут вполголоса бормотать наизусть текст «Надгробного слова»[1].
Никто из сидящих за столом не смеялся. Все устали.
— У нас в деревне, — глубокомысленно заметил Салаи, — на этот счет была поговорка: «Не за деньги виноград возделывают, а из любви к вину».
— Подвинь-ка мне хлеб, — попросил его Ружа, — а то сегодня официанты что-то не торопятся, пока дождешься, ноги протянешь. — Он взял ломоть хлеба и принялся есть. — Кути еще ничего не знает, а я на голодный желудок рассказывать не мастак.
— Я расскажу, — предложил свои услуги Ладани и спокойно, не торопясь, изложил все, что произошло за день. К тому времени, как он закончил, официант принес суп.
Ели молча.
Первым ложку отложил Кути. Он откинулся на спинку стула, скрестил на груди руки и ублаготворенно пробормотал:
— Что-то я разомлел!
— Ничего, брат, — откликнулся Ружа, зачерпывая уже со дна тарелки, — зато сегодня ты отоспишься. Наблюдатели обойдутся и без тебя. Ты мне завтра понадобишься. Салаи тоже поедет домой! Утром я хочу видеть вас бодрыми и отдохнувшими!
Немного спустя он продолжил:
— Ты, Кути, начнешь с адвокатской коллегии. Будь там в восемь. И приготовься не только к наблюдению, но и к преследованию. Не исключено, что уже в половине девятого ты заметишь необычное оживление. Действуй спокойно и рассудительно. Я буду на связи, докладывай мне обо всем. Понятно?
Кути кивнул.
— Салаи, перед тем как ехать домой, позвони на квартиру Кларике. Пусть с утра отправится в архитектурное управление и раздобудет там планы дома по улице Вешшелени и соседних с ним зданий. Чтобы без них не казала и носа.
— Все ясно!
— Сам же в восемь будь на Вешшелени.
— А чем мне заняться? — спросил Ладани.
— Установишь у меня на столе три динамика с тремя микрофонами. Первые два мне понадобятся для постоянной связи с Кути и Салаи. А по третьему я хочу слышать, что будет происходить в квартире, где мы только что побывали!.. Что будете пить?
— Пиво! — выпалил Кути.
— Большой фрёч[2], если можно, — попросил Салаи.
— А я воду! — наполняя стакан из графина, сказал Ладани.
Глава XIV
1
В семь утра подполковник застал в своем кабинете радиотехника. Парень в синем халате дремал в кресле, облокотившись на письменный стол.
— Вы что, сюда спать пришли? — вспугнул его Ружа.
Было ясное утро. До работы он добирался пешком по залитым солнцем улицам, всеми нервными клетками ощущая волнение, как обычно перед решающей схваткой. Дела, похоже, входили в нормальную колею, и от этого, как у всякого здорового человека, настроение у подполковника было приподнятое, почти беззаботное.