Сострил Филиппис, и все засмеялись. Филиппис продолжал:
— Надо было предупредить меня, что он немой.
А Брайтенштайн:
— Кстати, где он?
— Все-таки он хоть чему-нибудь научился в первый день, — сказал Борер, — зарывать собак.
— Он вышел час назад, я видел, — сказал Филиппис.
А Брайтенштайн:
— Не иначе как проверить, вправду ли собаку вы с ним упрятали или что другое. — Брайтенштайн засмеялся.
Муральт сгреб карты.
— А красивая была зверюга, — сказал он.
Стало тихо. Твою сонливость сразу как рукой сняло. Ты повернулся к Бореру, и Борер сказал:
— Что ж вы так плохо смотрели?
— Это как понимать? — спросил Кальман. Была его очередь ходить, но он застыл с картой в руке.
Борер рассмеялся:
— Я так, к слову. Жалко все-таки собаку.
— А как понимать «вы»? — спросил теперь и Брайтенштайн. — С претензиями можешь обращаться к Шава. Это Шава привязал ее наверху.
— А кто, — спросил ты, — слишком рано подал сигнал? Как насчет этого. Уж помалкивали бы лучше.
Еще не успев повернуться к двери, ты почувствовал, как оттуда повеяло холодом. Наверное, вошел Ферро. И тут же ты услыхал слова:
— А ну, валяйте, валяйте.
Это был действительно Ферро, он стоял в дверях с этим своим стеклянным блеском в глазах.
— Валяй, Шава, — сказал он и вдруг повысил голос: — Так ты говоришь, я слишком рано подал сигнал?
Ты ничего не сказал на это. Про себя подумал: «Конечно, рано. Надо было сперва все проверить. Для того и дается сигнал». Но отвечать ты не стал. Впрочем, Ферро недолго ждал ответа, он продолжал:
— Черт подери, мне же ее было не видно!
Через какое-то время Кальман сказал: «Туз» — и бросил на стол карту. Хотя могло показаться, что теперь игра пойдет дальше и в бараке снова установится дремотная атмосфера, ты отчетливо чувствовал в воздухе грозовые разряды. «Я не буду, нет. Уж я-то ни за что не буду. Хватит про это».
И тут Брайтенштайн снова завел свое.
— Да-а, — протянул он, — так как же все-таки? Борер слишком поздно крикнул «стоп» или слишком рано был подан сигнал? Или все-таки Шава обязан был отвязать собаку? Давайте-ка разберемся, — теперь он засмеялся и посмотрел на тебя, — разберемся, кто же в конце концов виноват. Верно, Шава?