Лот вскочил. Он не заметил, как обжигает накаленное солнцем железо. Его босые ступни ступали по горячему металлу, шаг за шагом он продвигался к краю. «Позвать», — думал он. Всеми мускулами своей глотки он боролся против зажимов, не выпускавших его голос. «Позвать», — медленно думал он, но, как ни напрягались мускулы, как ни выгибался язык, не получалось ничего, кроме невнятного звука, тихого звука — солдаты, занимавшие свои позиции там, внизу, не могли его услышать. Они не посмотрели вверх. Они смотрели вперед, на дорогу, по которой медленно приближался «джип». Их каски были неподвижны, они и не думали подниматься на крышу и забирать его. Он попробовал привлечь их внимание круговыми движениями свободной руки. Неужели они не видят — он ведь хочет, чтобы они его забрали, он хочет в тюрьму, и неужели они не видят, что он здесь, теперь уже на самом краю, на карнизе? Одной рукой он держался за карниз, другая, свободная, в последний раз устало описала круг и опустилась. Он понял, что он один. Ничто не связывает его ни с этой стоянкой, ни с этими солдатами, ни с Бенни. Он один здесь, наверху. Один под солнцем.
«Джип» подъехал совсем близко. Теперь он выкинул большой зеленый вымпел. Это был сигнал. «Отбой!» — громко крикнул кто-то. «Джип» очень медленно проехал мимо и дальше вниз по дороге. По стоянке забегали люди. Выстрелы. Война и пушки, во всяком случае, две большие трубы, два солдата поспешно пронесли их из сада через дорогу. Внизу, в гараже взревели моторы, а потом прямо под ним из-под крыши выехали оба грузовика. Стоянка была полна касок, и винтовок, и солдат. Все бросились к грузовикам, солдаты взбирались через задний борт по двое, а наверху стояли двое и втаскивали их; вдруг стоянка опустела; самый первый «джип» выехал из гаража на дорогу; длинная жердь — возможно, это была удочка, а может, и еще что-нибудь, — раскачивалась у него сзади; он умчался. Тут тронулись с места и грузовики, и только тогда Лот увидел солдата, который стоял посреди дороги и махал, махал флажком грузовикам, чтобы они ехали, сначала первому, потом второму, и они укатили, а снизу по дороге ехали новые и новые, три, четыре, и еще гораздо больше, все битком набитые солдатами; они ужасно грохотали, и Лот не знал, сколько времени прошло, пока наконец мимо него не проехал последний в колонне участник этих маневров.
Наконец остался только солдат с флажком на дороге. Солдат посмотрел вверх. Один, подумал Лот. Он помахал ему, хоть и сам теперь уже не знал, зачем машет; все снова стало ужасно интересно, вот если бы только он мог рассказать об этом братьям Белартам, и Паулю, и другим, и Томасу! Он махал. Он неистово описывал круги в воздухе свободной рукой. Солдат подошел к бензоколонке и сел на мотоцикл. Но продолжал немного удивленно смотреть вверх. Видно было, как он резко нажимает на стартер. Когда мотор затарахтел, он подтянул ремень каски под подбородком, все еще глядя вверх. Теперь он смеялся. Судя по лицу, добрым он не был. Но он смеялся, тряс головой, а потом рванул с места, выехал на дорогу и помчался по направлению к большому шоссе догонять остальных. Но перед тем, как исчезнуть, он оглянулся, поднял руку и помахал. И скрылся из виду. Некоторое время еще слышалось тарахтенье мотоцикла. Тише, глуше, а потом все смолкло.